а Леваневский у нас в выпуске 25 года, похоже тот список об исключении переменного состава не относится к выпускникам, возможно прикомандированные инструктора
Леваневский Сигизмунд Александрович - выпускник 1925 г.
Он учил Солодухина.
А Ляпидевский Анатолий Васильевич в 1925 г. ещё ходил в школу в Ейске.
На всякий случай сообщаю, что многие биографии, даже героев, размещённые в сети, содержат ошибки. Я с этими самыми разными данными имею дело каждый день. Я перелопатила тысячи учебно-послужных карточек и личных дел морских лётчиков. НаконеЦ, я перелопатила несметное количество документов учебных заведений и, в первую очередь, нашей школы / училища.
Теперь смотрим, что пишет сам про себя Герой Советского Союза Ляпидевский Анатолий Васильевич
Из книги: Как мы спасали челюскинцев / А. В. Ляпидевский [и др.]; под ред. О. Ю. Шмидта, И. Л. Баевского, Л. З. Мехлиса. – М.: Издание редакции "Правды", 1934. - 408 с.
Поступить в вуз я не смог — не было средств. В том же году поехал в Ростов. Подружился там с летчиком Жигаловым. Мы по целым ночам разговаривали о летном деле.
В летную школу меня рекомендовал райком комсомола, и в Ейске я прошел медицинскую комиссию. О самолете я имел понятие весьма приблизительное, однако после встреч с Жигаловым я уже мог различать системы самолетов, Жигалов с большим увлечением обо всем этом рассказывал, и я с удовольствием его слушал.
Итак я приехал в Ростов, где должен был пройти краевую медицинскую комиссию, мандатную и общеобразовательную. Прибыло нас со всего края 170 человек, но отобрали из них только пять и меня в том числе. Все это тянулось два месяца.
Нас направили в Ленинград в военно-теоретическую школу, которая сейчас называется „Школой имени комсомола". Здесь опять нужно было проходить медицинскую, мандатную, общеобразовательную комиссии. В медицинской комиссии нас изучал целый консилиум. Из прибывших пяти человек осталось четыре. Школа помещалась на Краснокурсантской. Нас отправили в карантин.
27 сентября 1926 года меня перевели в роту военно-теоретической школы военно-воздушных сил. Нас конечно остригли по-военному. Мы сразу окунулись в работу. Так началась моя юность.
Группа у нас была самая разнородная, были курсанты со всех концов Советского союза. Мы быстро подружились, нашли общие мысли, общие цели. Все хотели учиться, стать замечательными летчиками, совершать удивительные полеты. Хотелось и мне стать великим человеком. Изобрести сногсшибательную машину. Открыть что-нибудь вроде Америки. Произвести переворот в технике, в пении, в полетах, в плаванье, в игре на гитаре. Быть всюду первым. Нельзя сказать, чтобы скромными были мои мечты. Учился я хорошо.
Проходили мы теоретические курсы: физику, математику, механику. Из общественных наук занимались политэкономией, экономической политикой и историей партии.
Когда закончили основной теоретический курс, школа ввела изучение материальной части самолета. Изучали главным образом учебный самолет и учебный мотор — самолет «У-1» («Авро 504-К») с мотором „РОН" с вращающимися цилиндрами. Потом изучали другие моторы.
Распорядок у нас в роте был военный. По дудке вставали, шли гулять, потом завтрак, занятия, перерыв на обед, опять занятия. Занимались восемь часов в день, за исключением выходных.
В Ленинграде я проучился восемь месяцев. За это время прошел сокращенный курс, который обычно тянется полтора года.
Меня направили в школу морских летчиков в Севастополь.Прибыл я в Севастополь в 1927 году. Прежде всего необходимо было пройти морскую практику. Нашу группу направили на крейсер „Червоная Украина". Остальные две группы пошли на эскадренные миноносцы. Первый морской мой поход совпал с маневрами Черноморского флота.
Эскадра вышла в Одессу с расчетом пройти к берегам Румынии, потом провести маневры в море и возвратиться обратно. В море я бывал уже раньше, но на военном судне оказался впервые. Мы должны были изучить все вахты: вахту кочегара, рулевого, сигнальщика и т. д. Начали с вахты кочегара. Получили кочегарскую робу, полезли в кочегарку. Казалось, пустяковое дело — раз плюнуть. Однако нет, проплюешься. Надо иметь навыки. После нескольких вахт я постиг искусство кочегарства. Потом стоял на вахте у электрического руля. Стоять у электрического руля довольно трудно. Нужно хорошо слушать команду, если не дослушал, — беда. Но самое трудное — это сигнальная вахта. Тут нужно прекрасно знать сигнальный код… На маневрах присутствовали Ворошилов, Муклевич, Буденный, Якир.
После маневров приступили к занятиям в школе. Повторили теорию авиации, аэродинамику. Приступили к рулежке. Рулежка — довольно курьезное дело. Плоскости у основания корпуса самолета расшиты, чтобы самолет не имел подъемной силы; рулежка дает представление о том, как нужно управлять самолетом на земле. Сидишь и рулишь вправо, влево, хвост поднимешь, хвост опустишь. Только и вертишь хвостом!
Первый полет начался так: инструктор сел в самолет и сказал мне:
— Сидите, не двигайтесь; управлять буду я, вы наблюдайте. Хорошо. Поднялись. Я сижу сзади, он в передней кабине. Сижу и гляжу. Руки свободны. Делать нечего. Летишь, как цыпленок. Так и тянет схватиться за управление! Была не была! Во время второго полета инструктор сказал мне:
— Берите управление и ведите по прямой — я буду вам указывать ошибки.
Взял управление. Пошел. Идешь по прямой, но это не прямая, потому что самолет мотается вниз, вверх, вправо и влево. Не слушается, — что тут станешь делать? Душа закипает. Очень противно на сердце.
Было у меня много инструкторов. Летал со мной и Молоков, ныне герой Союза. Однако главным моим учителем в летном деле был Леваневский. С ним я прошел всю учебную программу и тренировку на учебной машине...
Экзамен! Как описать это чувство? Вся судьба твоя на ладони. Решается жизнь. В последний раз обходишь самолет, делаешь последние приготовления. Сердце болтается, точно утенок.
Командир садится. Я выруливаю, поднимаю руку: прошу дать старт. На вышке взвивается желтый флаг: „Добро!" Начинаю разбег, взлетаю. Иду по кругу. Командир выключает мотор.
— У вас вынужденная посадка, — говорит, — действуйте!
Я разворачиваюсь и сажусь. Командир ничего не говорит. Подымаемся вновь. Снова идем по кругу. Тут мотор действительно отказал. Я развернулся, сел, вылез, осмотрел мотор. Оказалось — лопнуло коромысло у клапана.
Командир отошел, начал говорить с инструктором. В это время механик сменил коромысло, и машина опять была готова к полету. Потом смотрю — несут красные флажки. Что означают флажки? А вот что: их привязывают к стойкам самолета, и это показывает, что ученик летит самостоятельно. Другие самолеты, которые летают в воздухе с инструкторами, должны уступать такому самолету дорогу. Вижу я эти флажки и думаю: „Ну, значит дело в шляпе. Экзамен выдержан. Сейчас будет самостоятельный полет".
Действительно, сажусь в самолет. Леваневский хлопает меня по плечу:
— Ну, теперь валяй.
Выруливаю на старт, иду на взлет, взлетаю удачно. Инструктора на самолете нет, настроение самое хорошее: радость, гордость… Чувствуешь, что машина послушна тебе, впереди никто не сидит. Ведешь машину, следишь за ней. Куда хочешь, туда она идет. Смотришь, внизу людишки ходят, поезда, автомобили. Садики, магазинчики, домишки.
Разные мелодии приходят в голову. Веселые и грустные. Пой, не жалей! Хорошо! Сделал посадку, подошел Леваневский, поздравил с благополучным исходом.
Дальше шла программа тренировочных полетов, полетов в усложненных условиях, с боковым ветром, потом посадка на различных скоростях, посадка в штормовую погоду. В общем, пошли дни самостоятельных полетов.
Эту программу я закончил в феврале 1928 года. (Примечание моё: он окончил программу учебного самолёта)Затем был перерыв: мы занимались теорией, изучали боевой самолет.
На учебной машине летать легко. Другое дело — на боевом самолете. Выпуск. Военная служба. Ученики. (Примечание моё: далее он рассказывает, как проходила жизнь на втором году обучения, уже на боевом самолёте. )Нам разрешили чаще уходить в город. Ухаживали за девушками. Обстановка была очень располагающая: юг, луна, бульвар, памятник Тотлебену…
Много занимались спортом. Я играл в волейбол, на велосипеде катался. Особенно увлекался партерной акробатикой. Выжимал я в то время два с половиной пуда левой рукой. Усиленно работал я по комсомольской линии, нес целый ряд общественных нагрузок.
Меня частенько спрашивают:
— Когда вы, Ляпидевский, окончательно стали советским человеком?
Товарищи забывают, что я старше революции на девять лет. Никаких переломов, о которых пишут в романах, у меня не было. Только и читаешь о таких вещах в книжках… Я мечтал прославить свою страну: быть великим советским летчиком, стать удивительным советским человеком.
Родина! Этим все сказано. Отдать жизнь и силы свои родине. Служить ей верой и правдой.
Тренировочная программа была закончена в апреле 1929 года. Началась серия полетов по боевому применению. Тут и разведка, и ориентировка, и стрельба, причем полеты длительные: два с половиной — три часа. Совершенно самостоятельные полеты в Ялту, Евпаторию с инструктором — летчиком-наблюдателем. Начала меняться и моя личная жизнь. Пошли разговоры о том, кто куда поедет после окончания школы.
Нас выпустили 2 июля 1929 года. Вышел приказ Реввоенсовета о присвоении нам звания командиров Рабоче-крестьянского красного флота. Устроен был торжественный выпуск. Мы надели настоящую командирскую форму…
(Примечание моё: 12 июня 1929г. приказом по школе их исключили из списков переменного состава. Переменного - это значит курсантом он был!!! Но это не значит, что их сразу пинками выперли за ворота. Далее они ожидали приказа Реввоенсовета, которым присваивалось звание и квалификация. После чего был праздник, торжественный ужин и всё прочее)Всё, Володя.
Включай вот этих четырёх по списку в число выпускников, 1929 года. Ляпидевский Анатолий
Вронский Валентин
Пузанов Фёдор
Московдов Пётр
Все, кстати говоря, по окончании школы почти сразу направились в гражданскую авиацию. В 1930 г. многих лётчиков выпровождали в резерв.
Валентин Александрович Вронский воевал во время Великой Отечественной, как мобилизованный из ГА, награждён двумя орденами.
Пузанов Фёдор Лукич майор, командир эскадрильи 62-й смешанный авиационный полк ВВС Черноморского флота, после того, как был подбит ЗА противника совершил таран наземной цели 29.09.1941г. и погиб
Как окончил жизнь Пётр Московдов, я не знаю, но вот обнаружила, что он был другом Александра Святогорова и служил с ним, а потом работал на Дальнем Востоке.
https://odynokiy.livejournal.com/2919036.html Фотка подписана так:
Два друга: Александр Светогоров (слева) и Петр Московдов, Хабаровск, Амурские ВВС, 1931 г.
Во всяком случае. справа Московдов, так я полагаю.