Всем привет!
Весьма неплохой исторический экскурс , с переходом на современность.
И –как возник сам термин «Белая гвардия».
…1917 год стал для русских правых годом тяжелейшего поражения. Слишком тесно идеологически и политически связанным с монархией, правым пришлось сполна заплатить за свой монархизм.
Об упадке правых идеологий можно судить уже по полному отсутствию всяких монархических выступлений после Февральской революции. Вообще до взятия власти большевиками самой правой партией в России считались кадеты, т.е. центристы, если пользоваться терминами современной политологии.
Правые, конечно, старались предотвратить революцию. Не случайно именно лидер «Союза Михаила Архангела» и знаменитый думский скандалист В.В.Пуришкевич оказался одним из организаторов убийства Г.Е.Распутина.
Но было уже поздно. Вероятно, есть глубокий символизм в том, что именно октябрист А.И.Гучков и националист В.В.Шульгин оказались теми, кто принимал отречение у Николая II-го, пытаясь сменой монарха спасти монархию.
5-го марта 1917 г. Постановлением ЦК Советов Рабочих и Солдатских депутатов были запрещены выходы газет «Русское Знамя», «Земщина», «Гроза», «Колокол» и пр. Либералы и социалисты ликовали по этому поводу, не подумав о том, что этим запретом создан прецедент на закрытие их собственных газет большевиками.
Черносотенные союзы даже не надо было запрещать, они сами растаяли, как снег под солнцем.
Итак, Февральская революция положила конец не только монархии, но и дореволюционной русской правой идее.
С февраля по октябрь 1917 года в России боролись за власть левые с крайне левыми. Исключение составил путч Л.Г.Корнилова в конце августа. Но не случайным была легкость поражения путчистов, не получивших поддержку среди рядового состава армии, включая даже казаков и Дикой Дивизии.
Впрочем, даже после взятия власти большевиками в первый год Гражданской войны самыми сильными противниками Советской власти были не белые в собственном значении этого слова (воевавшая на Северном Кавказе Добрармия), а т.н. «Демократическая контрреволюция» в лице партии меньшевиков и правых эсеров.
Из деятелей этих же левых партий в основном состояли первые антибольшевистские
правительства (Самарский КОМУЧ, «Временное Областное правительство Урала», и др.).
Показательно, что вооруженные силы КОМУЧа назывались Народной Армией и воевали под красным знаменем. И только с ноября 1918 года адмирал А.В.Колчак окончательно установил на востоке России правую диктатуру, а болтунов-«учредиловцев» просто расстрелял.
На национальных окраинах противниками большевиков выступали националисты, причем почти сплошь «левые» (дашнаки, грузинские меньшевики, пилсудчики и пр.).
И тем не менее любая революция должна была породить контрреволюцию, причем революция под леворадикальными лозунгами не может не иметь ультраправую контрреволюцию своим главным врагом, поскольку у правых не бывает сдерживающих моментов в активизации борьбы, в отличие от левой контрреволюции. (Не случайно история меньшевиков и эсеров в годы Гражданской войны представляет из себя сплошные колебания и шараханье в разные стороны - первыми начав вооруженную борьбу с большевиками, они же пытались то сотрудничать с ними, то вести войну на два фронта и против белых и против красных.)
К тому же социальные изменения, осуществленные большевиками в первые же месяцы пребывания у власти, не могли не вызвать у пострадавших классов и социальных слоев ностальгию по казавшемуся «золотым веком» пролому и стремлением вернуться к нему, что приводило к «поправению».
«Белая Идея». Огромное место в воззрениях сегодняшних русских правых занимает своеобразная белогвардейская романтика.
Собственно, уже когда в советских художественных фильмах появились вызывающие симпатию образы белых офицеров, а в городской песенный фольклор вошел трагический белогвардейский романс, можно было говорить о начале формирования правой субкультуры в СССР.
Особенно нужно обратить внимание на то, что вся эта «белогвардейщина» была следствием подъема русофильства 60-70-х годов.
Так же весьма показательно, что определенная реабилитация белых в общественном сознании была мало связана с развернувшимся в те же годы диссидентством, поскольку темы «отказников», права на эмиграцию, свободу абстрактного искусства и прочих пунктов диссидентских требова ний никакой родственной связи с историческими белыми не имели.
И не случайной была те неприязнь, с которой доживавшие свой век за границей белые эмигранты встречали приехавшую по «израильскому каналу» пресловутую «третью волну» эмиграции 70-х годов.В годы перестройки также тему белых предпочитали рассматривать патриотические издания («Наш Современник», «Литературная Россия», «Кубань» и т.д.).
Многочисленные военно-исторические общества, нередко в белогвардейских мундирах, в полном составе совершающие походы по «местам боевой славы» различных белых армий, стали кадровыми школами для пополнения рядов национально-патриотических организаций.И наконец, само понятие «белые» стало обозначать всю некоммунистическую правую оппозицию Ельцину. Уже в 1991-92 годах на страницах главного органа оппозиции газеты «День» (ныне «Завтра») зазвучали призывы к объединению «красных» и «белых» противников режима. Призывы эти не оставались без ответа.
На съезде Фронта Национального Спасения в октябре 1992 года было объявлено (и как оказалось, несколько преждевременно) об окончании Гражданской войны и примирении «красных» с «белыми».
Но что же такое «Белая Идея» и заслуживают ли национал-патриоты имя «белых»? При изучении весьма многочисленных документов Белого движения бросается в глаза отсутствие какой-либо четко разработанной программы.
У белых мы видим хорошо выраженную негативную часть идеологии - критика большевизма, часто справедливая и яркая.
Но на счет постбольшевистского устройства России преобладают общие расплывчатые фразы. Будущее государственное устройство России белые вожди не решались называть (хотя в большинстве своем они оставались монархистами) и поэтому ключевым понятием в их идеологии было слово «непредрешенчество», т.е. намеренный отказ от конкретизации грядущего строя.
Подобное непредрешенчество объяснялось и стремлением не допустить обострения разногласий между антибольшевистскими силами и идеологической некомпетентностью белых вождей,
в своем большинстве способных военачальников, но никудышних политиков и совершенно негодных пропагандистов. Но наряду с этим, вероятно, важнейшая роль в провозглашении непредрешенчества принадлежала тому обстоятельству, что по природе своего рождения и своих идеалов Белое движение и не могло, подобно одной партии, опираться на одну конкретную доктрину.
В 1917-18 годах Белое движение возникло как реакция значительной части патриотически настроенных военных, интеллигенции и лишь в меньшей степени буржуазии на крушение российской государственности и Брестский мир.
«Белой Идеей» можно считать не теорию, а образ мысли, отношение к действительности, нечто вроде служения одной вечной России, великой, единой и неделимой, и борьбу с ее врагами внутри и вовне страны. Именно патриотический характер движения привел в белые армии прапорщиков и штабс-капитанов, выходцев из разночинских семей, не имевших ни родовых поместий, ни капиталов, ставших, тем не менее, становым хребтом этих армий.
Участие же в движении буржуазии и помещиков вообще было минимальным (большинство представителей свергнутых классов или убрались подобру-поздорову за рубеж, или же ждали, когда белые генералы вернут им утраченное, не предпринимая ничего)!Разумеется, белое движение при всей своей идеологической аморфности было целиком правым движением, отрицательно относящимся ко всем проектам социального переустройства страны и мира.
Уже одно название -
Белая Гвардия говорило о многом.
Напомним, что впервые понятием «белые» стали обозначать роялистов во времена Великой Французской революции (по цвету кокарды на их шляпах).
Кстати, и при той революции сторонники Ancien Regime, воюющие против революции, по большей части не принадлежали к привилегированным сословиям Франции.
«Белые» Французской революции состояли из крестьян Вандеи и мелких провинциальных буржуа.
В России и революционеры, и контрреволюционеры были воспитаны на французском примере и вполне естественным было широкое заимствование политической терминологии из словаря Французской революции.
Еще в августе 1906 года в Одессе боевые дружины местных черносотенцев, ведущие уличную войну с левыми, называли себя «Белой Гвардией». В октябрьские дни 1917 г. такое же название носил студенческий боевой отряд, сражавшийся с красными в Москве. Таким образом, название для вооруженного движения против революции уже было готово.
В чем же конкретно заключалась русская «Белая Идея», принципиально не предрешающая будущее социально-политическое устройство страны?
Первым манифестом русских белых может считаться манифест генерала Л.Г.Корнилова 27 августа 1917 года, т.е. еще до взятия власти большевиками.
Манифест по- солдатски краток и лапидарен:
«Я, генерал Корнилов, верховный главнокомандующий, заявляю, что беру власть в свои руки, чтобы спасти Россию от гибели. Временное правительство идет за большевистским Советом рабочих и солдатских депутатов. Временное правительство - шайка германских наймитов. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, люблю свою Родину и доведу русский народ до Учредительного Собрания... Приказываю не исполнять распоряжения Временного правительства.»
Как видим, никакой политической и тем более экономической программы у Корнилова не было да и не могло быть.
Происходящие события - болтливую керенщину, крушение государственности и армии, вполне реальная перспектива прихода к власти партии, откровенно провозглашающей поражение своего правительства, - вызвали у честного офицера естественную реакцию.
Наведение порядка в тылу, реорганизация армии и продолжение войны с Германией до победного конца - вот и вся суть корниловской программы. Большевиков генерал рассматривал не более, чем германских агентов, аграрный и рабочий вопросы поднимать во время войны он считал неуместным, а об экономическом строе он вообще не высказывался, поскольку не представлял себе никакого другого, кроме того, что ему был знаком.
Кроме выступления Корнилова будущее белое движение готовилось различными офицерскими группами, среди которых особенно выделялась т.н. «алексеевская организация», названная по имени ее лидера, генерала М.В.Алексеева, будущего основателя Добровольческой Армии.
Все эти организации возникли еще до прихода к власти большевиков и были направлены в первую очередь против Временного правительства.
Датой начала Белой борьбы считается 2 (15) ноября 1917 г., когда обосновавшийся в Новочеркасске М.В.Алексеев начал формирование Добровольческой Армии, враждебной не только большевикам, но и «демократической контрреволюции». Т
о, что белое движение началось уже через неделю после переворота в Петрограде, когда еще шли бои в Москве, а в большей части страны сохранялась власть Временного правительства, означает основательную подготовку готовящегося выступления.
Но белая идеология не на много отличалась от манифеста Корнилова. В подписанной весной 1919 года генералом А.И.Деникиным листовке «За что мы боремся» говорилось следующее:
«1) Уничтожение большевистской анархии и водворение в стране правового порядка.
2) Восстановление могущественной Единой и Неделимой России.
3) Созыв народного собрания на основе всеобщего избирательного права.
4) Проведение децентрализации власти путем установления областной автономии и широкого местного самоуправления.
5) Гарантия полной гражданской свободы и свободы вероисповедания.
6) Немедленный приступ к земельной реформе для устранения земельной нужды трудящегося населения.
7) Немедленное проведение рабочего законодательства, обеспечивающего трудящиеся классы от эксплуатации их государством и капиталом».
Д
ва последних пункта, слишком общих и абстрактных, понадобилось расширить и конкретизировать, но и в расширенном виде аграрная и рабочая программы производили, скажем так, невдохновляющее впечатление именно у тех классов, на которых были рассчитаны.
Так, в аграрной программе Деникина говорится о создании и укреплении мелких и средних хозяйств за счет казенных и частновладельческих (т.е. помещичьих) земель, но отчуждение земель должно происходить «обязательно за плату».
Крестьяне из этой программы могли сделать и сделали вывод о том, что даже если Деникин и не вернет назад землю помещикам, как утверждали большевистские агитаторы, то по крайней мере, заставит их платить за землю, которую крестьяне уже считали своей, совсем как в 1861 г.
Легко было понять, что симпатии крестьянства оказались на стороне большевиков, поскольку все мобилизации и продразверстки, начало которым было положено еще при царе, рассматривались лишь как меры военного времени.
Зато победа белых означала если не возвращение барина, то долговую кабалу на десятилетия.В той же программе Деникина в рабочем вопросе самой первой мерой предлагалось «восстановление законных прав владельцев фабрично-заводских предприятий и вместе с тем обеспечивание рабочему классу зашиты его профессиональных интересов.» Затем шли требования установления госконтроля за производством и «повышения всеми средствами производительности труда».
Фактически это означало возвращение прежних хозяев, введение жесткой производственной дисциплины под государственным контролем и усиление эксплуатации. Именно так и поняли белогвардейскую программу рабочие.
После этого содержавшиеся в программе суждения об установлении 8-часового рабочего дня, развитие страхования рабочих, повышения роли профсоюзов и т.п. уже не могли казаться привлекательными.
Бесспорно, и аграрная, и рабочая части программы были реалистичны, но с пропагандистской точки зрения были самым уязвимым местом.
По двум самым болезненным социальным проблемам дореволюционной России белые не противопоставили никакой позитивной альтернативы большевизму.
И хотя вряд ли белые вожди собирались вернуть помещикам их земли (благо, никто из командующих белыми армиями не был помещиком), но и без всякого большевистского агитпропа крестьяне, колеблющиеся еще в 1918 году, в следующем году твердо стали на сторону большевиков.
Восстановление «прав владельцев» промышленных предприятий вызывало отнюдь не только у пролетариев воспоминание о промышленном параличе и развале 1915-17 годов.
Тезис о неизменном превосходстве частных хозяйств перед государственными 80 лет тому назад вызвал бы у русских людей недоумение.
Итак, Белая Гвардия повторила ошибки правых предшествующих десятилетий, не обращавших внимания на социальные вопросы, казавшиеся такими незначительными в сравнении с великими державными задачами!
Упор в своей пропаганде белые делали на патриотизм, но, как мы увидим далее, и у красных, особенно на окраинах, несмотря на все их лозунги интернационализма, так же присутствовал и патриотизм.
Откровенная иностранная поддержка белых режимов и присутствие иностранных войск в составе белых армий в значительной степени нейтрализовали эффект от патриотических лозунгов Белого движения.В самом конце Гражданской войны генерал П.Н.Врангель пытался, наконец-то, проводить в жизнь серьезные социальные реформы, называя это «левой политикой сделанной правыми руками».
В свое правительство он привлек ряд известных правых деятелей. В частности, гражданским премьером его правительства стал А.В.Кривошеин, сподвижник П.А.Столыпина, занимавший у него пост министра земледелия и землеустройства, т.е. главный проводник в жизнь столыпинской аграрной реформы.
Министром иностранных дел стал правый кадет П.Б.Струве. Внешне это все выглядело как заявка врангелевского правительства на проведение серьезных социальных реформ.
Первой мерой был врангелевский «Закон о земле» от 25 мая (7 июня) 1920 года, в соответствии с которым земля передавалась тем, кто ее обрабатывает.
Однако торжественные слова «Всякое владение землей сельскохозяйственного пользования, независимо от того, на каком праве оно основано и в чьих руках оно находится, подлежит охране правительственной власти от всякого захвата и насилия. Все земельные угодья остаются во владении обрабатывающих их или пользующихся ими хозяев», сменялись оговорками и дополнениями, в значительной степени сводившими на нет обещание земли.
По врангелевской реформе, крестьянин должен был платить за землю 1/5 часть урожая в течении 25 лет (!). Только после этого крестьянин становился собственником земли.
Это было очень революционно для 1905 года, но в 1920 г, к тому же в условиях, когда белые контролировали только Крым, это было слишком мало и слишком поздно.О целях своей борьбы Врангель объявил в своем приказе-обращении от 20 мая (2 июня 1920 г.):
«Слушайте, русские люди, за что мы боремся.
За поруганную веру и оскорбленные ее святыни.
За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, в конец разоривших Святую Русь.
За прекращение междоусобной брани
За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся бы мирным трудом.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы Русский народ сам выбрал бы себе ХОЗЯИНА.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину!».
В этом патетическом воззвании нет ничего, что было бы привлекательно для народных масс на третьем году гражданской войны.
Даже объявленное желание, чтобы крестьянин на собственной земле «занялся бы мирным трудом», не производило впечатление, поскольку до этих мирных занятий могли пройти еще многие годы войны, а победа Врангеля не казалась возможной.
Слово ХОЗЯИН, выделенное в тексте, недвусмысленно указывало конечную цель Врангеля - восстановление монархии.
Мощный патриотический всероссийский подъем 1920 года вызвал не врангелевский поход, а советско-польская война.
Врангель в этих условиях выглядел как союзник вторгшихся в Россию иноземцев, хотя никаких обязывающих соглашений с Польшей он, к своей чести, не имел. Так что обращение к патриотизму в условиях войны с внешним врагом Советской России для белых было скорее неуместным.И наконец, какими бы заманчивыми не выглядели бы врангелевский реформы, после многолетних внешних и внутренних войн и политических потрясений,
россияне были готовы, подобно французам на излете своей Великой революции, поддерживать любой режим, при котором есть что есть. Не желающие прекращать проигранную войну врангелевцы объективно превратились, вопреки своему патриотизму и несомненной честности основной массы бойцов, во врагов своей страны. Итак, под белым движением можно понимать борьбу (не обязательно вооруженную) против практики общественного переустройства на основании умозрительных концепций, противопоставляя им не другие теории, а идеал чистоты служения стране и народу.
Однако, вопреки намерениям самих белых, белая идея все равно ассоциируется с ностальгией по старому порядку, противопоставлению хаосу и смуте революционных потрясений. Отсюда - и невольный реставраторский характер движения с его опорой на традиционный национальный уклад
Националист В.В.Шульгин, ставший в годы гражданской войны идеологом движения, писал: «Ведь в сущности вся Белая идея была основана на том, что «аристократическая» честь нации удержится среди кабацкого моря, удержится именно белой, несокрушимой скалой. Удержится и победит своей белизной. Под аристократической честью нации надо подразумевать все лучшее, все действительно культурное и моральное, порядочное без кавычек. Но среди этой аристократии доблести, мужества и ума, конечно, центральное место, нерушимую цитадель должна была бы занять родовая аристократия, ибо у нее в крови, в виде наследственного инстинкта, должно было бы быть отвращение ко всяким мерзостям
Можно констатировать, что Белая Идея была устремлена в светлое прошлое, была подчеркнуто национально-патриотической и склонна не замечать социальные проблемы внутри нации.
В противоположность «Красная Идея» большевизма была целиком устремлена в будущее и совершенно отрицала прошлое («Отречемся от старого мира!»), ее интернационализм был склонен игнорировать национальные особенности страны и гипертрофированное внимание уделял социально-классовым проблемам. В определенном смысле обе идеи были каждая по-своему односторонней и в положительном, и в отрицательном смысле.
Современные национал-патриоты являются прямыми последователями Белой Гвардии 1918-22 гг.. в том смысле, что так же делают упор на национально-державные интересы, не предрешают будущее постельцинистское государственное устройство, бравируют своей нелюбовью к теории при обилии мнений о причинах бедствий России, исповедуют культ традиционной России (причем нередко не исторической, а существующей как спроецированный в прошлое идеал), что приводит их к стремлению возродить казачество, дворянство, придать Православию статус государственной Церкви и, для некоторых патриотов, восстановить монархию. Превознесение императорской России приводит современных белых к необъективной критической оценке советского периода русской истории. Именно в этих исторических оценках и заключается все принципиальное расхождение современных белых и красных.
