Ровно 30 лет назад не стало Владимира Высоцкого. Он прожил всего 42 года, но снискал поистине всенародную любовь. Пленки с его песнями переписывали на домашних магнитофонах, пели в компаниях под гитару. В любимовский Театр на Таганке люди шли именно на Высоцкого.
Спустя 30 лет о Высоцком трудно узнать что-то новое, но еще можно увидеть. В чьих-то семейных фотоальбомах еще хранятся неизвестные, случайные любительские снимки. Это неканоническое сейчас собирают в Музее Высоцкого на Таганке. Он здесь не только с гитарой и гордо поднятой головой, но и с арбузом в авоське на ташкентском рынке. И даже похороны поэта можно увидеть другими — детскими глазами.
Он замолчал.
Теперь он ваш, потомки.
Как говорится, дальше тишина.
У века завтра лопнут перепонки,
Настолько оглушительна она.
Это на смерть Высоцкого написал Леонид Филатов. Кажется, вот она — та самая оглушительная тишина в немом любительском фильме, который снимали пионеры из кинокружка Дворца культуры имени Павлика Морозова. Эти кадры еще никто не видел, они только сейчас нашлись и попали в экспозицию музея. Если приглядеться, можно найти очень много мелких деталей, отражающих масштаб события.
http://www.youtube.com/watch?v=qWy0NASC-B0Я — "Як"-истребитель, мотор мой звенит,
Небо — моя обитель,
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он — истребитель.
В этом бою мною «Юнкерс» сбит,
Я сделал с ним что хотел.
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.
Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал,
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет — в штопор.
Из бомбардировщика бомба несёт
Смерть аэродрому,
А кажется — стабилизатор поёт:
«Мир вашему дому!»
Вот сбоку заходит ко мне «Мессершмидт».
Уйду — я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, — решил: на таран!
Что делает он? Вот сейчас будет взрыв!
Но мне не гореть на песке!
Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу из пике.
Я — главный, а сзади... Ну чтоб я сгорел! -
Где же он — мой ведомый?
Вот он задымился, кивнул и запел:
«Мир вашему дому!»
И тот, который в моём черепке,
Остался один — и влип.
Меня в заблужденье он ввёл и в пике
Прямо из мёртвой петли.
Он рвёт на себя, и нагрузки — вдвойне.
Эх! Тоже мне, лётчик-ас!
Но снова приходится слушаться мне,
И это в последний раз.
Я больше не буду покорным! Клянусь!
Уж лучше лежать на земле.
Ну что ж он не слышит, как бесится пульс,
Бензин — моя кровь — на нуле?!
Терпенью машины бывает предел, -
И время его истекло.
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит! Наконец-то лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но что это, что?! — я в глубоком пике
И выйти никак не могу!
Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезёт другому.
Выходит, и я напоследок спел:
«Мир вашему дому!»...
