Красному.
По поводу НЭПа. Введен он был по распоряжению Ленина, но первоначальная идея принадлежала Григорию Яковлевичу Сокольникову (Гирш Янкелевич Бриллиант). Это была скорая после захвата власти евреями в бывшей Российской Империи попытка заменить бывших собственников, частью расстрелянных, частью сбежавших за рубеж, своими представителями своими соплеменниками, в чём, собственно , и состояла главная цель захвата еврейством власти в России. Правильно, именно Сталин прервал этот процесс, чего они никогда ему не простят. Ссылки на 37-й год это лишь отголосок главной вины Иосифа Виссарионовича перед международным еврейством. Однако они с лихвой отыгрались за провал их Нэпа в 1990-е годы. По признанию Гусинского в израильском Кнессете (было опубликовано в российских «Известиях»), евреи полностью захватили собственность на недра, а также взяли под свой контроль до 80 процентов производственных мощностей РФ, включая предприятия военного комплекса. Поэтому не только нельзя считать НЭП каким-то большевистским чудом, но, наоборот, надо сказать спасибо Сталину, что он не допустил закабаление России в 20-у годы. Зато Горбачев с Ельцынвм с блеском выполнили план Сокольникова (Бриллианта). И мы сегодня имеем то, что имеем. В сущности ничего. Вспомните хотя бы наглую эмблему Газпрома – Семисвечник, как символ еврейского владычества. Вы, Красный, в восторге, что в СССР можно было без проблем получить высшее образование, после чего получать нищенские зарплаты. Надеюсь знаете, что инженер получал 129 рублей в месяц, про учителей и других "счастливых" совков, я и говорить не хочу.
Однако вернемся к белому движению, которые многие стали представлять себе его «белым и пушистым». Для этого обратимся непосредственно к одному из главных разрушителей Российской Империи и непосредственному организатору и участнику «Белого» движения
Псевдомонархист-масон и депутат Государственной Думы В.В.Шульгиным, на склоне лет покаялся за своих белых соратников. Вот, что он пишет.
«Взвейтесь, соколы... ворами» («единая, неделимая» в кривом зеркале действительности).
* * *
Красные — грабители, убийцы, насильники. Они бесчеловечны, они жестоки. Для них нет ничего священного. Они отвергли мораль, традиции, заповеди господни, Они презирают русский народ. Они озверелые горожане, которые хотят бездельничать, грабить и убивать, но, чтобы деревня кормила их. Они, чтобы жить, должны пить кровь и ненавидеть. И они истребляют «буржуев» сотнями тысяч. Ведь разве это люди? Это «буржуи»... Они убивают, они пытают... Разве это люди? Это звери...
* * *
Значит, белые, которые ведут войну с красными именно за то, что они красные,— совсем иные... совсем «обратные». Белые — честные до донкихотства. Грабеж у них — несмываемый позор. Офицер, который видел, что солдат грабит, и не остановил его,— конченый человек. Он лишился чести. Он больше не «белый» — он «грязный»... Белые не могут грабить.
Белые убивают только в бою. Кто приколол раненого, кто расстрелял пленного — тот лишен чести. Он не белый, он — палач. Белые не убийцы: они воины.
Белые рыцарски вежливы с мирным населением. Кто совершил насилие над безоружным человеком,— все, равно, что обидел женщину или ребенка. Он лишился чести, он больше не белый — он запачкан. Белые не апаши — они джентльмены.
Белые тверды, как алмаз, но так же чисты. Они строги, но не жестоки. Карающий меч в белых руках неумолим, как судьба, но ни единый волос не спадет с головы человека безвинно. Ни единая капля крови не прольется — лишняя... Кто хочет мстить, тот больше не белый... Он заболел «красной падучей» — его надо лечить, если можно, и «извергнуть» из своей среды, если болезнь неизбывна...
Белые имеют бога в сердце. Они обнажают голову перед святыней... И не только в своих собственных златоглавых храмах. Нет, везде, где есть Бог, белый преклонит — душу, и, если в сердце врага увидит вдруг Бога, увидев святое он поклонится святыне. Белые не могут кощунствовать: они носят Бога в сердце.
Белые твердо блюдут правила порядочности и чести. Если кто поскользнулся, товарищи и друзья поддержат его. Если он упал, поднимут. Но если он желает валяться в грязи, его больше не пустят в «Белый Дом»: белые не белоручки, но они опрятны.
Белые дружественно вежливы между собой. Старшие строги и ласковы, младшие почтительны и преданны, но сгибают только голову при поклоне... (спина у белых не гнется).
Белых тошнит от рыгательного пьянства, от плевания и от матерщины... Белые умирают, стараясь улыбнуться друзьям. Они верны себе, родине и товарищам до последнего вздоха.
Белые не презирают русский народ... Ведь если его не любить, за что же умирать и так горько страдать? Не проще ли раствориться в остальном мире? Ведь свет широк... Но белые не уходят, они льют свою кровь за Россию... Белые не интернационалисты, они — русские...
Белые не горожане и не селяне — они русские, они хотят добра и тем и другим. Они хотели бы, чтобы мирно работали молотки и перья в городах, плуги и косы в деревнях. Им же, белым, ничего не нужно. Они не горожане и не селяне, не купцы и не помещики, не чиновники и не учителя, не рабочие и не хлеборобы. Они русские, которые взялись за винтовку только для того, чтобы власть, такая же белая, как они сами, дала возможность всем мирно трудиться, прекратив ненависть.
Белые питают отвращение к ненужному пролитию крови и никого не ненавидят. Если нужно сразиться с врагом, они не осыпают его ругательствами и пеной ярости. Они рассматривают наступающего врага холодными, бесстрастными глазами... и ищут сердце... И если нужно, убивают его сразу, чтобы было легче для них и для него...
Белые не мечтают об истреблении целых классов или народов. Они знают, что это невозможно, и им противна мысль об этом. Ведь они белые воины, а не красные палачи.
Белые хотят быть сильными только для того, чтобы быть добрыми...
Разве это люди?.. Это почти что святые ...
* * *
«Почти что святые» и начали это белое дело… Но что из него вышло? Боже мой!
* * *
Я помню, какое сильное впечатление произвело на меня,
когда я в первый раз услышал знаменитое выражение: «От благодарного населения»...
Это был хорошенький мальчик, лет семнадцати- восемнадцати. На нем был новенький полушубок.
Кто-то спросил его:
-Петрик, откуда это у вас?
Он ответил:
-Откуда? «От благодарного населения», конечно.
И все засмеялись.
* * *
Петрик из очень хорошей семьи. У него изящный, тонкокостный рост и красивое, старокультурное, чуть тронутое рукою вырождения, лицо. Он говорит на трех европейских языках безупречно и потому по-русски выговаривает немножко как метис, с примесью всевозможных акцентов. В нем была еще недавно гибко-твердая выправка хорошего аристократического воспитания...
«Была», потому что теперь ее нет, вернее, ее как будто подменили. Приятная ловкость мальчика, который, несмотря на свою молодость, знает, как себя держать, перековалась в какие-то... вызывающие, наглые манеры. Чуть намечавшиеся черты вырождения страшно усилились. В них сквозит что-то хорошо знакомое... Что это такое? Ах, да, он напоминает французский кабачок... Это «апаш» ... Апашизмом тронуты... этот обострившийся взгляд, обнаглевшая улыбка... А говор. Этот метисный акцент в соединении с отборнейшими русскими «в бога, в мать, в веру и Христа» — дают диковинный меланж «сиятельнейшего хулигана».
Когда он сказал: «От благодарного населения», все рассмеялись. Кто это «все»?
Такие же, как он. Метисно-изящные люди русско-европейского изделия. «Вольноперы» , как Петрик, и постарше — гвардейские офицеры, молоденькие дамы «смольного» воспитания...
Ах, они не понимают, какая горькая ирония в этих словах. Они — «смолянки». Но почему? Потому ли, что кончили Смольный под руководством княгини НН, или потому, что Ленин-Ульянов, захватив Смольный, незаметно для них самих привил им «ново-смольные» взгляды...
-Грабь награбленное.
Разве не это звучит в словах этого большевизированного Рюриковича, когда он небрежно-нагло роняет:
-От благодарного населения! Они смеются. Чему?
Тому ли, что, быть может, последний отпрыск тысячелетнего русского рода прежде, чем бестрепетно умереть за русский народ, стал вором? Тому ли, что, вытащив из мужицкой скрыни под рыдания Марусек и Гапок этот полушубок, он доказал насупившемуся Грицьку, что паны только потому не крали, что были богаты, а как обеднели, то сразу узнали дорогу к сундукам, как настоящие «злыдни»,— этому смеются? «Смешной» ли моде грабить мужиков, которые «нас ограбили»,— смеются?
Нет, хуже... Они смеются над тем, что это население, ради которого семьи, давшие в свое время Пушкиных, Толстых и Столыпиных, укладывают под пулеметами всех своих сыновей и дочерей в сыпно-тифозных палатах, что это население, «благодарно» им...
«Благодарно»— т. е. ненавидит...
Вот над чем смеются. Смеются над горьким крушением своего «белого» дела, над своим собственным падением, над собственной «отвратностью», смеются — ужасным апашеским смехом, смехом «бывших» принцев, «заделавшихся» разбойниками.
***
Да, я многое тогда понял.
Я понял, что не только не стыдно и не зазорно грабить, а, наоборот, модно, шикарно.
У нас ненавидели гвардию и всегда ей тайком подражали… Может быть, за это и ненавидели...
И потому, когда я увидел, что и «голубая кровь» пошла по этой дорожке, я понял, что бедствие всеобщее.
«Белое дело» погибло.
Начатое «почти святыми», оно попало в руки «почти бандитов» .
***
Что тут сказать? Ни добавить, ни убавить.
Шульгин В.В. 1920. - М., Современник. 1990. - С.289-292.
