- Да пошли они в жопу со своей партией!
Я, конечно, думаю это шутка и говорю:
- Ты так Ваня не шути, вдруг кто-нибудь услышит.
А он, как ни в чём не бывало, продолжает:
- И пусть слушают. Пошли в жопу!
- Ты охренел, что ли, - кричу – вечером партсобрание намечено по приёму тебя в партию.
А он мне:
- Не отстанешь, и тебя пошлю.
Остолбенел я. Ведь он на полном серьёзе говорит. И как дальше быть, совсем не представляю. Не было ещё такого. Что теперь с ним будет неизвестно? А ещё интереснее, что со мной будет? Вернулся в партком, рассказываю. Они не верят:
- Ты нам тут антисоветчину не разводи, не мог советский лётчик, отказаться от вступления в коммунистическую партию.
- Идите, - отвечаю – и сами спросите.
Пошёл секретарь парткома, поговорил с Ваней. Возвращается красный весь. Кидает мне на ходу:
- Трындец тебе!
- Спасибо, - говорю – за заботу.
Ваню от полётов отстранили, меня тоже. В воздухе грозой пахнет, а Ване хоть бы хны. Не пишет, стервец, заявления, не заполняет анкету.
А тут, гадский потрох, горбачёвская Перестройка в разгаре. Все политрабочие с высунутыми языками бегают. Не поймут чем партию ублажать? Как назло в это же время спускают сверху циркуляр: подать списки офицеров, которые уже на второй этап перестройки перешли, а какие ещё несознательные и остались на первом? Доложить, стало быть, по всей форме кто гласность, ускорение и госприёмку нарушает. Нас, конечно, с Ваней в списки первыми. И из победителей соцсоревнования, соответственно, к чёртовой матери.
Но и политрабочих тоже пожалеть можно. Следом приказывают подать списки неблагополучных семей. Тут они головы уже всерьёз чесать начали. Есть от чего волосы подёргать. Секретарь парткома не стесняясь замполиту полка при всех кричит:
- Кого мы в эти списки включать будем? Как определить, благополучная семья у офицера или нет? Клеветой попахивает!
Замполит ему:
- Ну давай подадим тех у кого взыскания за пьянку имеются.
А секретарь:
- Если человек по пьянке залетел разок – при чём здесь его семья? Да и за пьянку в основном холостяки страдают.
Отказался секретарь такие списки подавать. По всему видно его от этой Перестройки сильно типать начало. И даже начальнику политотдела дивизии нахамил. Тот ему:
- Почему списки неблагополучных семей вовремя не подали?
А секретарь:
- Нет у нас таких! Благополучные все!
Начпо:
- Как так нет? Изыскать! Партия приказывает – значит надо найти!
Совсем секретарь разошёлся:
- Тогда меня первым пишите.
Начпо опешил:
- Как тебя? Ты же партийный секретарь.
- А вот так! – кричит секретарь. – Дома не бываю! Всё время на службе торчу! Уроки у детей не проверяю! Жене не помогаю! Разве это за семья? Меня пишите!
В общем у политрабочих жизнь тоже не сахар. А тут Ваня ещё на партию принародно забил. Совсем у них чёрные времена настали. Такое ЧП!
Приезжает по Ванину душу сам член военного совета авиации Закавказского округа. Целый генерал. В те времена слово «член» звучало пугающе не только для молоденьких девушек, но и для взрослых дяденек. Члены только в направляющих органах имелись – в партийных. Остальные органы, исполнительные там или законодательные направляющим в подмётки не годились, поэтому членами в них и не пахло.
А члены были головами этих направляющих органов: «член политбюро», «член ЦК компартии республики» и т.п. И не было счастья в Советском Союзе большего, чем обрести в анкете слово «член». Всем очень хотелось стать членами. Потому как не мог быть человек по-настоящему счастливым, пока его членом не обозвали.
Член – это уже не просто человек. Да и вообще уже не человек. Вроде руки, ноги на месте, голова (хотя про голову это я зря), а уже не человек, уже член. Такой в этом большой и толстый смысл имелся. И, если стал ты членом, значит, жизнь твоя удалась, и не зря ты её прожил. А страшнее и гаже ничего на свете не было, чем из члена снова в человека превратиться. Не каждый мог такое вынести. Бывало, вешались.
Так вот замполиты из зависти тоже себе члена ввели. В полках были замполиты, в дивизиях начальники политотделов, а в округе уже не просто замполит или начальник, в округе был «член военного совета». Вот как из зависти замполиты себя обозвали.
Поэтому командующий округа не спрашивал: «Где мой замполит?», а спрашивал: «Где мой член?» И все сразу понимали, о какой мощной фигуре идёт речь.
Вот в гарнизон и прибыла такая мощная фигура. Для гарнизона, конечно, чрезвычайное положение. Солдат постираться заставили. Асфальт до дыр мели и казарму всю ночь белили.
Собрали потом «на высоком ковре» местное начальство, и меня не без задней мысли туда с собой взяли. Ну и сразу, чтобы время зря не тратить вперёд всех и выставили. Притихли все. Глядят члену в рот, не шелохнутся. Это в армии порядок такой на генералов смотреть: мы типа ослов здесь собрались, а он, стало быть, Эрос Рамазотти
Дырявит меня член высокоморальным взглядом, потом наставительно так спрашивает. Голос у него оказался гнусавый и такой тоненький, что я часом засомневался, не кастрат ли он. Уж так этот голос его членов образ портил.
- Это и есть тот командир, который подчинённых воспитывать не умеет? А может, не желает? Не хотят его лётчики в коммунистическую партию вступать. Надо же до такого докатиться!
Хотелось этой гнусавой роже возразить:
- Слышь ты, член с бугра, в партию вступать дело добровольное! Аль не слыхал?
Но это всего лишь хотелось. Мало ли кому что хотелось. На деле моя речь другого касалась, и речь моя пламенная в корне отличалась от желаемой. Лилась моя речь про то, что работаем мы не покладая рук, себя не берегём, ведём среди Вани разъяснительную работу, политику партии родной доводим поминутно, с несознательностью Ваниной боремся всесторонне, вину свою чуем страшно и каемся до жути.
Выслушал член меня, покривился, не глядя на приятные слова, и комэске моему кивает:
– Вы там разберитесь. Ставите на должности неизвестно кого, – и к секретарю поворачивается. - А секретарь партийного бюро эскадрильи где? Почему не пригласили?
Секретарь парткома в меня тычет:
- Так он же и есть у них там секретарь.
Помолчал многозначительно член с генеральскими погонами. Поднял ко мне суровый взгляд. Потом палец в мою сторону направил, как на игуану в зоопарке, и пророчески, так прогнусил:
- Вот оно в чём дело. Вот где корень зла скрывался. Да-а, с такими офицерами мы коммунизм никогда не построим!
Комэск с замполитом кивают, что есть мочи. Мол, правда Ваша, товарищ член. Из-за него всё. Из-за этого нехорошего человека. Взрастили гадюку на своей груди, пригрели. Ошибочка вышла. А сами трясутся, что бы генерал у них не спросил:
- А куда сами-то смотрели? Чего всё на «маленького» киваете? Вы-то вроде больше него виноваты?
Ведь если он так спросит, то и они тоже коммунизм строить не будут. И вместо светлого будущего останутся со мной в тёмном прошлом. А в тёмном прошлом ни тебе новых должностей, ни очередных званий. Коммунизм строить – оно приятнее и заметно выгоднее.
Посмотрели все на меня осуждающе, да и выставили за дверь. Сами долго совещались. Потом передали: член ещё два дня сроку дал. Если через два дня Ваня партийным не станет, то вместе с беспартийным Ваней в полку много новых беспартийных появится.
Заполнил я за Морозова анкету, написал заявление. Хожу за ним по пятам:
- Подпиши Ваня. Тебе ведь только чиркнуть осталось. Пойми, если не чиркнешь, стройка коммунизма без меня уйдёт. Тебе ведь и карточку кандидатскую уже выписали.
Упёрся Ваня. Нет и всё. Там-то и там-то я вашу партию видал. А второй день на исходе. Начальство на ушах. Решают, как быть? От полётов Ваню отстранили, но зарплата та же. Ходит он поплёвывает, ему так даже лучше. С лётной работы снимать? Официальных оснований нет. Партия конечно направляющая сила, но, как и церковь, от государства отделена. С должности снимать? Тоже не за что, да и особо некуда.
И как народу объяснять опять же? Ведь Ваня военный лётчик первого класса, награждённый, ветеран Афганистана. А народ уже Горбачёвского словоблудия хлебнул. Перестройку обсуждает. Пугает начальство гласностью. Даже начали высказывать мнения, что Ваня сам вправе решать вступать ему в партию или нет. Правда, мнения пока только кухонные, но сигнал нехороший. Если про такой сигнал на самом «верху» узнают, то даже нашему «члену» не поздоровится.
Ситуация тупиковая. Полковое начальство молчит, насупилось. Дивизионное тоже «на дно залегло». Стрелочник имеется – в смысле я. Но меня после. А пока непонятно, что с этой «беременностью» делать.
Наконец округ «разродился». Вызывают Ваню в отдел кадров и предлагают:
- Если вступаешь в партию, поедешь в Германию службу проходить.
А послужить за границей мечта любого военного. Тем более в Германии. Цивилизация. Двойной оклад опять же. Обнимает Ваня начальника отдела кадров и радостно говорит ему:
- Раз Германия, то хоть в партию, хоть в говно готов вступить. Всё подпишу, давайте.
Вступил Ваня в коммунистическую партию и укатил в соцлагерь почти уже капиталистический, вместе с ними «загнивать». А мы в Грузии остались «всадников Гамсахурдии» дожидаться.
Народ, когда про это узнал, сильно подохренел. Как же это получается? Кто-то в партии, можно сказать, тысячу лет мается, и ни тебе Германии, ни вшивой Польши, ни даже Монголии. Гний себе дальше в Закавказье вроде салтыковского Трезорки. Что же это получается? Получается нас за придурков держат? Начал народ ситуацию осмысливать. Оказалось точно. За них и держат. Но как ясность проступила, так народ и успокоился. Оказывается главное – это ясность. Неизвестность народ будоражит. А как ясность наступает – он успокаивается.
Потом, конечно, нашлись мудрецы. Ходили к начальству с ультиматумом: если их в Германию не отправят, то они из партии демонстративно выйдут. Только в итоге из партии никто не вышел и в Германию больше никого не отправили. Но и беспартийных лётчиков тоже больше в частях не встречалось.
