Посмотрите на нашу избирательную систему, ну ради интереса! Ей же пришёл полный пи@дец! Посмотрите на результаты выборов и задумайтесь, неужто всё так просто? .....я понял, что избирательная система России закончилась! .....наступил абсолютно полный пи@дец избирательной системы Рф!
Я уже как-то выкладывал воспоминания про работу в избирательной системе, но чивота, думаю, ещё разок выложу. Ну такие прозорливые специалисты щас выступают... хотя почитайте - это как раз про них.
О выборах с любовью.
Дверь толкает сама председатель избирательной комиссии:
- Иди, клиенты по твоему профилю.
- Кто? – уточняю.
- КПРФ.
Я смотрю на свой бутерброд. Да тут ещё больше половины. Нет. Бросить его сейчас, это предательство.
- Ща доем и приду.
Каждые выборы одно и то же. Стайка дилетантов осенённых идеей геройски накрыть избирательную комиссию на подделке результатов. Реже это молодые ушлёпки, всячески демонстрирующие своё хамство. Чаще выжившие из ума коммунисты. Но возиться с ними никто не хочет. Точнее не умеет. Начинают перед ними из себя положительных корчить, и тут же горько убеждаются, что зря хотели хорошенькими прикинуться. А мне ничего, нравится. Да что там нравится – если с душой к делу подойти, это прямо в праздник можно превратить. Короче всегда к таким выпихивают меня. Вот и сейчас прибыла очередная партия ветхих маразматиков с замашками спецназа.
Глазки светятся, головёнки трусятся, ну как же – адреналин! Сейчас дадут решительный бой – возможно последний. Но уж точно никому не поздоровится! Не то, что щепки там или клочки по закоулочкам, молнии голыми руками метать будут! Дубы с корнями вырывать! И главное – никакой пощады! Передний, я его почему-то сразу для себя Грамотеем окрестил, тычет мне удостоверение «наблюдатель».
- Где тут заседает избирательная комиссия? – сразу берут меня за рога. Молча машу: следуйте за мной и направляюсь. Издалека показываю табличку на двери «Территориальная избирательная комиссия». Головёнки начинают труситься сильнее. Как же, вон там эти сволочи, слюнявя химические карандаши и орудуя стирательными резинками, подло переписывают голоса КПРФ в Единую Россию. Сейчас разом всех подлецов и накроют на месте преступления. Понятно, адреналин шарашит. От того и колбасит переспелых карбонариев.
Открываю дверь. Комнатка маленькая. Посреди два стола сдвинуто. На столах пачка чая, тарелка с конфетами, буханка чёрного, пол булки белого, моя немытая кружка и крошки от бутерброда. Больше ничего.
- А где комиссия? - Спрашивает Грамотей осоловело.
- Так обязанности исполняет, - отвечаю.
- Какие обязанности? – Пучеглазенький тоже обескуражен. Он тут по ходу самый ретивый и по совместительству самый тупой.
- Обязанности в соответствии с законом об избирательных комиссиях, - и заговорщески так подмигиваю. Мол, вам ли таким умным такой легкотни не знать? Поди, среди ночи вас разбуди, так вы эти обязанности без запинки. И значит точно сами должны знать, где какой член чего исполняет. Грамотей рот захлопнул. А Пучеглазенького мой сарказм задел. Уж это я по армии помню – чем тупее, тем сильнее его задевает. Рот разевает, воздуху набирает, а чё сказать-то? Не может же он сознаться, что закон о комиссиях в руках не держал. Сорвался короче ихний блицкриг.
Пошли дальше по администрации бродить. Народу кругом сотни две. Все сосредоточены, все торопятся, но строго по очереди. Десятки кабинетов дверями хлопают. Десятки компьютеров щёлкают. Таблицы на стенах двадцатиметровые. Протоколов сотни. Бумаги центнеры. И снова очереди.
Мой музей маразма в недоразумении башками вертит - ни хрена понять не может. Пришли нечистоплотных фокусников за руку хватать, а теперь разбери кто тут фокусник? Грамотей ещё крепится, вопросы задаёт. Я отвечаю номерами статей. Чтобы понепонятней было. Не нанимался я им ликбез преподавать. Если уж припёрлись из себя проверяющих корчить, так полистали бы законодательную базу, напрягли бы извилину перед началом. Грамотей затихает, остальные уже давно скисли. Только Пучеглазенький дальше пырхается. Не верит он в свою тупость, хоть ты тресни.
Ну, про себя думаю, спасибо тебе Пучеглазый. Не дашь ты мне сегодня со скуки помереть. И начинаю его сильнее насчёт грамотности номерами статей подзадоривать. Он наживку закусил:
- Не хрен тут умничать, – кричит, – ещё Сталин сказал: не важно как голосуют, важно как считают!
Я дальше подливаю:
- Избиратели на вас коммунистов положили, а считать здесь ни при чём.
Того аж подклинивает:
- Избиратели как надо голосуют, и если правильно считать, то ворьё бы на выборах не побеждало!
Вижу – всё, не сорвётся. И, как бы невзначай, к главному входу всех подталкиваю. Там сержант милицейский на дверях всегда стоит. Выборы же. Вот он и стоит. Прекратил зевать, на нас пялится. Ему тоже скучно было, но теперь насторожился.
- Так вы что, считаете, что тут неправильно считают? – провоцирую Пучеглазенького.
- Конечно, неправильно, - в запарке орёт тот.
Я тогда контрольный:
- То есть вы утверждаете, что избирательная комиссия подделывает результаты выборов?
Остальная толпа напряглась, видать задницы им подсказывают, к чему клонится. А Пучеглазенькому-то чего? – закусил. Дурак, на то он и дурак:
- Утверждаю! – гордо мне так в глаза, и грудь выкатил.
Внутри приятно ёкает. Рыбалка всё же спорт. Когда крючок за губой и в воздухе хвостом дёргает – любому приятно. Не зря, значит, на поплавок столько пялился. Но сам с напускной безразличностью пожимаю плечами:
- Надеюсь, понимаете, что вы сейчас в публичном месте, в присутствии представителя правоохранительных органов, - тычу пальцем в сержанта, - оболгали членов территориальной комиссии? Это статья 130 УК. До одного года лишения свободы.
У сержанта отваливается челюсть. Это чего происходит? Это я его в свидетели записал что ли? Потом челюсть у сержанта захлопывается. Явно принял решение: «Да пошли вы в жопу! Ничего не знаю! Ничего не слышал!» Но пока молчит. Так больше с него и не требуется.
Теперь челюсть отпадает у Пучеглазенького. Он глупо улыбается и ворочает башкой по сторонам. Ему не верится, что это всерьёз. Хочется, чтобы и товарищи это подтвердили. Однако те не улыбаются. Лупают то на меня, то на сержанта. И как-то все разом в стеночку вдавились. Всерьёз - не всерьёз, а вписываться под статью за придурка желающих нет.
Издеваться над людьми, конечно не хорошо, но это они сюда издеваться припёрлись. Наклоняюсь к Пучеглазенькому:
- Давайте ваш паспорт, начнём оформлять показания, – киваю остальным, - вы тоже паспорта приготовьте.
Сержанта корёжит – на хрена он в эту администрацию дежурить согласился? Шастал бы сейчас где-нибудь в патруле, пьяненьких обирал и голова бы ни о чём не болела.
Пучеглазенький тычет в меня и взывает к своим соратникам:
- Это чё тут такое? Ну вы скажите…
Ему обидно. Шли правду искать вроде все вместе, а теперь вроде как уже и не вместе?
- Какие показания? – Недоверчиво вопрошает Грамотей.
Уточняю:
- Предварительные. В качестве доследственных мероприятий.
Услышав «доследственных» мезозойский кагал сильно стихает. Какие-то они разом безразличные стали. Стенды на стенах рассматривают. Внимательно так. Вроде не до Пучеглазого им теперь. А тот наоборот сморщился, головёнку втянул. Народный гнев вместе с государственными амбициями из него вмиг по штанам стекли. От товарищеского предательства слёзки наворачиваются. Обосрался, одним словом, неотвратимости наказания. Пахнуло ему баландой лагерной. А не хрен было товарища Сталина всуе поминать. Хотел воспарить над миром как гордая птица и избирательной комиссии на голову безнаказно серить? Поделом тебе!
Красивая картина, одним словом, получилась. Маслом! Есть чем полюбоваться.
Правда, Грамотей не как остальные. Пыхтит, шевелит мозгой. Неуютно ему за такие обосратушки. Наконец чего-то у него щёлкнуло. Мямлит, типа, постойте тут, и быстро убегает. Через две минуты тянет к нам Любку. Быстро нашёл, смотри-ка! Любка в избирательной комиссии с решающим голосом. Представитель КПРФ. Ей типа и карты в руки. Что-то нервно Любке объясняет, но та, явно не успевает въехать.
- Что случилось? – Любка насторожилась, не знает как себя вести.
- А это ты вот у этого рецидивиста спроси, - тыкаю я в виновника.
Любка зло думает, потом отводит «своих» в сторону. Выслушивает сбивчивые объяснения. И начинает на них тихо орать. Показательно стучит себя кулаком по башке. Те согласно кивают. Потом пальцем у них перед носами назидательно водит. Те опять кивают. Наконец подводит всех ко мне, и косноязычно начинает разруливать ситуацию.
Мол, я не так понял. Гражданин имел в виду, что им хотелось бы удостовериться, что территориальная комиссия работает согласно положенных документов. Просто он немного не так выразился, а я немного не так понял. Никто на самом деле, ничего плохого не имел в виду.
Любка разговаривает со мной официально, но в глазах немой посыл: «Бля, сколько водки вместе выпито и ещё пить, причём сегодня – на хрена так под дебилов подставлять?» Я смягчаюсь под давлением Любки:
- Ну будем считать, что я не так понял…
Театрально запинаюсь и перевожу взгляд на сержанта:
- Если, конечно, товарищ сержант не против?
Сержант отворачивается и куда-то в сторону мычит: «Не против». Отходит к стулу, длинно выдыхает и медленно садится. Уже сидя обводит старьё взглядом из под бровей – ну идиоты! Из-за таких влипнуть, раз плюнуть. Потом сверкает глазом в мою сторону: «Этот явно сволочь редкостная». Я даже немного смутился. Согласитесь, «редкостная» - всегда льстит.
- Но если хоть кто-то, хоть что-то подобное ещё раз промямлит, - теперь я вожу пальцем перед дряхлыми носами, - тогда у меня не за оскорбление, а за препятствие работе избирательной комиссии пойдёте. Причём тогда уже одним годом не отделаетесь!
Повеселевший кайдал дружно кивает. Однако не сбегает. Скромно топчется. Можно, конечно, ещё чего-нибудь для развлечения придумать. Но, поскольку потеряшки более к сильным эмоциям не способны, походный театр сворачиваю.