Чередниченко Валерий Демьянович, ИНТЕРВЬЮ 11 мая 2018 г.

[Samurai]

Моя (Г.В.) беседа с полковником в отставке В. Д. Чередниченко (В. Ч.) произошла в аэропорту г. Мурманск и в самолёте на Питер.
В разговоре участвовал генерал-лейтенант запаса В. Н. Сокерин (В. С.).

Чередниченко Валерий Демьянович

выпускник Ейского училища 1960 года
легендарный командир 924-го гвардейского морского ракетоносного полка
Авиации КСФ, аэродром Оленья

Г. В.: Валерий Демьянович, давайте мы с Вами немножко поговорим. В каком году и где Вы родились?

В. Ч.: В 1939 году. Город Васильков под Киевом – 30 км.

Г. В.: В каком году Вы поступили в Ейское училище? 

В. Ч.: В 1958 году. Я окончил 8-ю ВАШ ПОЛ (военно-авиационная школа первоначального обучения) в Павлограде, под Днепропетровском. Мы там отлетали на Як-18 девяносто часов. Хороший налёт. Летали мы там очень много. Но там была такая система…
Вы же помните, что тогда лётчики в училищах по 5-7 лет сидели. Нет выпуска и нет. Нет выпуска и нет. А когда начался Египетский кризис, в Египте началась война…

Г. В.: Арабо-израильская. [Конфликт 1956-1957 гг. из-за Суэцкого канала]

В. Ч.: Это 1956 год, по-моему. И тогда срочно повыпускали лётчиков. И нам…

Ну, там уже закончилось немножко, а они на Ил-28 воевали…

Их выпустили. И у нас эти инструктора молодые были, лейтенантики. Я помню, Коля Закора, такой небольшой. Он ещё сам учился и нас учил летать. А командиры звеньев и командир эскадрильи – это были ещё лётчики военные (после [Великой Отечественной] войны). Закончилась война, их поувольняли. А потом начали училища, открывать вот эти училища, и их опять призвали на Як-18. Ну, они – истребители все. Я помню, Набойченко – командир звена был у нас. Тех я не помню, а этого – хорошо. И он такой спокойный всегда был. Если что-то не так, он так повернётся: «Лапша». И всё. Это у него было самое ругательное слово – «лапша».

Закончили мы. И тут приходит приказ ещё на год оставлять. То есть будем ночью летать, там уже ночные полёты. Боже мой! Ну, всё. Труба! А потом раз! Одну эскадрилью выпускают. И я попал как раз в эту эскадрилью. Отобрали нас, наверное, лучших, я не знаю. И нас – в Ейск. Значит, в Балашов, в Ейск. Я всё боялся в Балашов, там тяжёлая авиация была. А в Ейск попал. Я почему туда так стремился и хотел. Тогда такой фильм был «Звёзды на крыльях» назывался.

[Samurai]

Заключительный листок из лётной книжки после окончания 8-й ВАШ ПОЛ с указанием налёта на самолёте Як-18У

Г. В.: Это про наше училище. Там ещё Тихонов играет. 

В. Ч.: Вот про Ейское училище. Там какой-то разведчик американский, что-то там такое, полетел. И [курсант] сбил его. Ранило его… 

Ну, Ейск – это конечно такая учебная база! Такая красотища! Бассейн один летний. Закрытый бассейн. Спортом нас гоняли, ух, и здорово! Каждый день кроссы эти, по 5 – по 10 км, без вопросов. Даже не заикайся. Утром обязательно физзарядка. Пошли. Вот.
Ну, всё. Теорию мы прошли, сдали экзамены. А летом… По-моему, у нас Староминская [Старощербиновская, см. ниже] аэродром. Туда мы приехали, сдали зачёты, стали летать на МиГах.

Г. В.: Вас сразу посадили на УТИ МиГ-15?   

В. Ч.: У нас была спарка УТИ МиГ-15 и боевой МиГ-15. На спарке был или пулемёт, или одна пушка, я не помню. А на этом [боевом] были две НР 23 и одна НР 37 пушка. Три штуки такие. Тридцать седьмая, там как лупанёшь, так иногда двигатель останавливался, потому что мощная. И по 150 патронов на этих было, а на тридцать седьмой, по-моему, 100 патронов было, ну, снарядов.

Начали мы летать. Я немного взял вывозных полётов. Вылетел самостоятельно… Боевые листки тогда выпускали… Я, значит, полетел первый… Мы с грунта летали, у нас не было бетонных полос. Там укатывали катком, и на грунте всё. Я как задрал нос, стрелой пошёл вверх… И меня нарисовали: так в шлемофоне, так задран нос, и я сижу, взлетаю. Но нормально всё. 
Тоже мы отлетали 60 с лишним часов. Всё нормально. Строями.   

Г. В.: Это в первый год вы уже и на УТИ МиГ-15 и на МиГ-15 летали? 

В. Ч.: Да-да. Конечно. На УТИ МиГ-15 с инструктором летали. А уже самостоятельно – на боевом. На боевом самолёте, и всё уже, никаких вопросов. Садись, и пошёл. И пошёл. Всё. Трудились мы.   

Г. В.: И как Вы самолёт почувствовали? Большое отличие между поршневым самолётом и реактивным?   

В. Ч.: Ну, естественно! Конечно! На Як-18 в зону пойдёшь, там и штопорили, и переворачивались, ну, все фигуры высшего пилотажа на Яке тоже выполняли. Но тут как начнёшь мёртвую петлю с 4000 до 7000, потом переворот… Я уже забыл всё это. Бочки. Полубочки. А у кого не получалась нормальная бочка, кадушку делал. Там же надо было, раз, раз, раз, и перевернуться спокойно. Раз, второй раз, третий раз. Инструктор научил. Так что нормально. МиГ тоже хороший. У нас никаких не было… Один кто-то перед нами там разбился…   

[Samurai]

Г. В.: А кто был первый инструктор на «пятнадцатых»? 

В. Ч.: У меня был Юра Горбунов на МиГе. До сих пор помню его. Только его. Комэску не помню. Командира звена не помню. Командира полка помню – Давыдов. Он тоже воевал. Но я ж тебе говорю: лётчик – образование 7 классов было. Так он в Старощербиновке ходил в вечернюю школу, чтобы закончить 10 классов, чтоб среднее образование получить.   

Г. В.: Точно, такое было! При училище была организована доподготовка офицеров до среднего образования.   

В. Ч.: Ну, он же войну прошёл. Быстро, быстро лётчика сделали. Летал он хорошо, а образования никакого. Вот так.
В свободное время мы там на рыбалку ходили…   

Г. В.: По девочкам не ходили? 

В. Ч.: Не-е-е… Не… Ну, немножко ходили. Фу, ты, Боже мой.

Мы же вначале питались прямо здесь. А когда уже начали летать, лётная столовая была уже за территорией училища. Мы самостоятельно туда: приходишь, садишься, как положено, покушали, всё. Такой уже контроль, чтобы жёстко старшина, такого уже не было.     

В комнатах мы жили. Уже не двухъярусные койки. Когда в Павлограде мы были, так там двухъярусные койки. Стоит печка посреди казармы. Эту печку надо натопить хорошо, чтобы было тепло.

А там [в Ейске] уже всё нормально, цивилизованно. И мы там, по-моему, по звеньям… отдельные комнаты. Нормально. Хорошо. Там же учебная база. Всё-всё-всё.

Г. В.: Вы теоретическую подготовку в самом Ейске проходили. А полёты после первого курса – в Староминской?   

В. Ч.: Нет, в Старощербиновской. А Новоминская – это на следующий год. И нас… Помните, были самолёты Ту-4?   

Г. В.: Конечно.   

В. Ч.: Мы их ещё застали. И туда к нам как раз пригнали 2 или 3 самолёта. А там приборы практически те же, что и на МиГе были. Авиагоризонты там, система захода на посадку… Ну, они на разборку. Двигатели там, конечно, поршневые. А тут у нас ВК-1А или РД-45 на спарке, слабенький, там где-то тяга 900, или я не помню, а на МиГе уже 2,5 тонны тяга. А сам самолёт где-то 4,5 тонны весил…

И что первое сделали: технари слили весь спирт и распили. А там спирта очень много было. Очень много. Там же передняя кромка крыла – спиртом, противообледенительная система. Стабилизатор – тоже спиртом. У нас уже потом сделали тёплым воздухом от двигателя. Ну, а там ¬– поршневые, какой там тёплый воздух? А у нас уже обогревался…     

Г. В.: Так эти Ту-4 на разборку прилетели?   

В. Ч.: На разборку. Их же наклепали. Сталин приказал сделать. Тогда посадили…   

Г. В.: Боинг «двадцать девятый» посадили [американский поршневой бомбардировщик В-29].   

В. Ч.: Посадили, и Сталин сказал, сделать точно такой же самолёт. Точно такой же. Наши сделали лучше. [Сталин]: «Я сказал: точно такой же сделать! Не надо ничего больше». Даже он ругался.

У меня тесть как раз работал в этой системе инженером. И они там заднюю турель… они что-то своё сделали, и у них не ладится. Так их тогда так отодрали: «Не надо нам ничего!» И их наклепали тогда очень много. Они как носители были. Потом уже пошли Ту-«шестнадцатые». А те были где-то до 1954 года. И в Североморске, я помню, в 1960-е годы, и там у нас ещё был. Летал ещё самолёт. Он, я не помню…

У нас ещё там такая система была - ракета КСР-2. Это первые ракеты КСР-2 [первыми были КС-1]. У неё дальность 80–100 км. И под самолёт подвешивалась, по-моему, под Ту-4 вначале [КС-1], а потом под Ту-16. Он идёт, отцепляется… А ракета наводилась с самолёта оператором. Лётчик там сидит, а она его наводит, двигатель работает. А потом он берёт управление, и на этом самолёте возвращается домой. Такая система наведения была. Они на крыльях висели по две штучки, одна и вторая. 
 
А потом уже сделали К-«десятку» [ракетная система К-10], так она уже почти 300 км [325 км] дальности, и скорость уже сверхзвуковая – 1600 км/час.

[Samurai]

Г. В.: Давайте пока вернёмся назад. Значит, первый курс училища. А второй курс где летали?   

В. Ч.: После второго курса началась «хрущёвская оттепель». Сначала миллион двести он уволил и ещё… Или вначале он 800 тысяч уволил, а потом миллион двести. И я попадаю под этот миллион двести…
Мы уже закончили теорию… Тут момент один. Мы уже закончили второй курс, и тут приходит директива: сделать училище высшим.   

Г. В.: Да-да, это в 1959 году.   

В. Ч.: Мы думаем чего: ещё год подержат, мы высшее образование получим, и всё нормально будет. Чёрт его… Бери там ещё год лишний. Дудки! Всех [курсантов] уволить. А только новых набрали, и всё… Дело уже идёт к перебазированию [на аэродром]. Нас вызывают, переодевают в форму лейтенантскую, фотографируют на документы, и всех в запас.

Г. В.: Квалификацию присвоили техник–пилот. 

В. Ч.: Не-е, не… Да. В дипломе у меня, по-моему, техник. Но у меня написано: высшее училище я закончил. Некоторые ребята после увольнения пришли в институт, подают [документы], там смотрят: высшее училище закончил. И сразу на второй курс брали. А он же ни бе, ни ме в высшей математике там...     

Г. В.: Так в каком году вас выпустили? 

В. Ч.: В 1960.   

Г. В.: После первого курса вы полетали. А после второго полетали?   

В. Ч.: Нет. Только дошли мы… Должны были 70 часов. Ну, как у американцев тогда: чтобы 240 часов налёта было у выпускников училища. У нас что было: 90 часов, 60 и ещё 70 часов, чтобы 220–230 часов. И вот нас срезали. Боже мой…

Аэродромы Старощербиновская и Новоминская с районом полётов, ЕВВАУЛ, 1960 г. Из записной книжки курсанта В. Д. Чередниченко.

[Samurai]

[Samurai]

Г. В.: Короче говоря, вы даже не летали. 

В. Ч.: Не-е… Даже не поднялись. Всё. Всё. Всё.

Уезжаю я в Харьков, поступаю в авиационный институт ХАИ и учусь спокойно. Приезжают с Севера эти «бойцы», говорят:
– Надо идти опять в армию. 
– Я не пойду, раз вы так обошлись с нами. Не пойду.
– Вы знаете, Вас всё равно заберут, потому что это была ошибка. На Вас очень много денег затратили. Хоть Вы желаете – не желаете, Вы обязаны пойти служить.

Но я отказался. Где-то через месяц приходит повестка: явиться туда-то, туда-то. И на Север.

Г. В.: Так, а Харьковский институт Вы успели окончить?   

В. Ч.: Нет. Я только полтора курса закончил. Я досрочно посдавал экзамены. Высшую математику мы ещё не закончили. Там химию, физику уже закончили, я забыл, какие ещё дисциплины посдавал. И потом уехал туда летать.   

Г. В.: Туда – это куда? 

В. Ч.: В Североморск-1. Нас туда человек 15 приехало.   

Г. В.: В какой полк?   

В. Ч.: В 10-й гвардейский полк [924-й Гв. МРАП ранее именовался 10-м Гв. БАП]  и 9-й гвардейский полк [9-й Гв. МРАП]. И в «Третий» Североморск, там 987-й полк [987-й МРАП, все три полка входили в состав 5-й МРАД]. Вот эти три полка. Ну, там ещё Лахта была. Когда я приехал, мне сразу говорят:
– Давай в Лахту на вертолёты. 
- Боже сохрани! Вы что? Чтобы я на вертолёты?!
Предлагали на вертолёты. А тогда ещё были Ми-«четвёртые» [Ми-4] с поршневыми двигателями

Г. В.: Вас сначала в Сафоново отправили? Командующий вас принимал?   

В. Ч.: Нет. Командующий нас не принимал. Сразу туда и распределили, я попал в 10-й полк. 

Г. В.: Кто командиром полка был?   

В. Ч.: У нас командиром полка был Курпяков, Тимаков – его зам, и Черенков – его зам, два зама. Помню хорошо. Охлопков – командир эскадрильи, он меня вывозил, Ковалёв – командир и ещё один. И всё. Нас там теорию… переучиваться посадили в классе.   

Г. В.: Какие там были самолёты? 

В. Ч.: Ту-«шестнадцатые». [ракетоносцы Ту-16]

Г. В.: Сразу?   

В. Ч.: Да. Да. Ракетоносцы. Мы только их получали из Казани, из Воронежа, новые совершенно самолёты, летали туда, их брали. Их начали только делать под эту ракету.   

Г. В.: Под КСР-2? 

В. Ч.: Нет, уже К-10. У нас только одна центральная К-«десятка» [К-10] была и всё. На той [системе КСР-2] две крыльевые [ракеты] висели, а у нас вначале одна. Потом уже доработали, под ракету КСР-5 балки повесили на правое и на левое крыло. И ещё две ракеты КСР-5…

[Samurai]

Г. В.: Значит, Вы попали в полк в 1962 году? 

В. Ч.: Да. Март месяц 1962 года. Правильно. Значит, я там полтора курса отучился. Потом мы через Москву ехали…

Вот, и начали мы летать. А лётчики тоже были такие боевые, и с гражданки тоже были. Верилес, он летал на этих… в гражданских…

А там была система раньше у гражданских: почему-то они отдавали… или это для переподготовки на случай войны отдавали… гражданских лётчиков. Они гражданские училища закончили, и их отправляли к нам командирами. Они летали, но у них военной подготовки никакой не было. Он как лётчик просто – и всё. И многие так: Маненков был, Верилес, Срезников, я помню. Они все с гражданки. Нормально всё отучились мы, начали летать.

Кризис Карибский в каком году, в 1963 был?   

Г. В.: В 1962. 

В. Ч.: Во! Гудит тревога. Бегом на аэродром…

А! Не. Нас посадили сначала в ДС. Представляете, что такое ДС? Там такой сарай был. Это ж там [на аэродроме] полк сидит. Боже мой! Ну, палатки бы разбили, чтобы нас кормить... Ой…
 
Сидим. Гудит тревога. Полная боевая готовность. Боекомплект (ракеты) и со спецзарядом повесили… Мы носили и атомные ракеты, атомные заряды. Она [ракета] и так у нас хорошая, у неё был эквивалент где-то 10 тысяч (как бомба 10 тонн). У ракеты боеголовка килограмм 800 весила. Подвесили мы это хозяйство, запустили [двигатели]. Дают добро. Выруливаем. Все запустились. Стоим. Я помню, мы стояли уже на взлёте с Игорем. Двигатели работают. Вдруг команда: «Зарулить на стоянку!»

А то думали: уже полетим. Ну, куда мы могли? Мы могли достать, я не знаю… Максимум, сколько мы могли? Значит, 5 часов – 4,5 часа, скорость 900 км/час: 3600 – 4000 км. Ну, куда мы могли? За Ян-Майн, туда дойдём ещё. Там корабли, и всё. Но до Кубы же мы никак не могли долететь. Понимаешь?     

Г. В.: До Кубы лететь и не заставили бы. По странам НАТО в Европе достали бы. Вам бы дали цели где-то в Европе.   

В. Ч.: Так ничего не давали! У нас пакеты, а в пакете всё. Вот Витя знает [В. Н. Сокерин].   

Г. В.: Да, я понимаю это.

В. Ч.: Командир получал пакет, дают в воздухе команду: вскрыть пакет. А в пакете код. У нас специальный пульт был [кодо-блокировочное устройство]. Чтобы ядерную систему пустить, надо специальный код ввести. Потому что она на взрыв не пойдёт никогда в жизни, пока код не введёшь. Она, как болванка, упадёт, и всё. Понимаешь, вот.

Ну, и Слава Богу. Тогда это всё ушло. Мы нормально работаем, нормально летаем.   

Г. В.: Сколько самолётов было в полку, когда пригнали всё? Полк был как укомплектован? Три эскадрильи?   

В. Ч.: Три эскадрильи.   

Г. В.: По 10–11 самолётов?   

В. Ч.: Нет, там у нас, пока были в Североморске, поменьше было. Самолётов не хватало. По 7 ракетоносцев, 6 ракетоносцев [в эскадрилье]. А в третьей – заправщики. 

Г. В.: И постановщики помех?   

В. Ч.: В то время ещё не было. А! Не. Там у нас пассивные помехи только были. Мы вешали КАСы, а там фольга – ленты разных размеров. Мы потом их выбрасывали, [получалось] «облако», и оно прикрывало. Но это запретили потом [из-за экологии]. Оно же потом падает всё. На суше вообще запретили. А потом уже стали СПС-активные помехи: СПС-22, СПС-44, СПС-55. СПС-1 у нас была тоже станция раньше, но она слабенькая такая. СПС-1, СПС-2. Там спецоператор сидел. Вот экипаж, который… Вы же были на кладбище?   

Г. В.: Да. 

В. Ч.: Они погибли. Там Быстров – он тоже спецоператор, седьмой член экипажа. С Акимовым тогда, когда они воткнулись в Волчьи тундры [горный массив], погиб бедненький. 

Г. В.: Если уж про них заговорили. На Ваш взгляд, какова была причина их катастрофы?
[Катастрофа Ту-16, командир экипажа гв. майор В.Н. Акимов, произошла 15.07.1968 г., аэродром Оленья.] 

В. Ч.: Элементарная. Очень элементарная. Подняли по тревоге куда-то их, или на разведку, или куда. Он [В. Н. Акимов], Санька Куранов [А.А. Куранов] (Царство небесное) – ведомый. Володя Акимов был замполитом эскадрильи. Подняли их. Пара ушла уже. Рябченко – командир эскадрильи сидит на вышке, руководит, а Котлярский Виктор Ефимович – дежурный штурман. Ну, включите П-12 (станцию радиолокационную). Включите это всё, чтобы было видно всё. Они ничего не включили, кроме пеленгатора. То есть «Прибой» запрашивают экипажи, и всё. И он даёт курс на аэродром. А облака были там. Волчьи тундры, там где-то 900 метров превышение. А коробочка у нас…

Волчьи тундры – это километров 20 от коробочки. Да, Витя? Ты же летал в Оленьей?

В. С.: Около 30. 20 с лишним.   

В. Ч.: Вот. 20 с лишним. Они уклонились туда. А в облаках ничего же не видно. И они не видят ничего.

В. С.: Им и с земли никто не подскажет ничего.

В. Ч.: И он [руководитель полётов Рябченко] даёт ему [Акимову] снижение с 2400 до 600, а Куранову – до 900 метров. 300 метров эшелонирование. Володя снижается до 600 и врезается в гору. Куранов 900 – остаётся жив.

В. С.: Над вершиной в метрах прошёл.

В. Ч.: Повезло ему. Но Санька же умер тоже бедненький... Он потом в академии работал, Куранов [Военно-морской академии]. 

В. С.: И меня ещё учил в академии.

В. Ч.: Ну, вот. А Черенков Борис не учил уже?   

В. С.: Уже не было его.

[Samurai]

Г. В.: Давайте дальше, последовательно: Карибский кризис, вас в ДС посадили, но всё-таки взлетать не разрешили, и вы не полетели никуда. 

В. Ч.: Нет, не полетели, слава Богу. Потом тихонько это всё успокоилось, устаканилось нормально. Летаем мы хорошо. Но трагедия была большущая, страшная трагедия. Приходит к нам Павлов…

Г. В.: Это в том же году? 

В. Ч.: Нет, это уже в 1964 году. Павлов – зам. командира эскадрильи, из академии только пришёл и был назначен зам. командира эскадрильи. Они взлетают на танкере с максимальным взлётным весом: полная заправка и 10 тонн топлива в расходном баке на отдачу. И у них разваливается, по-моему, правая турбина на взлёте, отбивает закрылок.     

Г. В.: Прямо на взлёте, то есть они уже оторвались от земли?   

В. Ч.: На взлёте. Они сюда, на юг, взлетали. Я не помню уже, какой, курс был? Там, по-моему, 135 и 315 [градусов] курс на «Первом» Североморске. Курсом 135 сюда, на юго-восток, взлетали.     

В. С.: 136.

В. Ч.: Ну, 136–135 и 315 взлётный курс. А внизу там казармы у нас большие [на аэродроме Североморск-1], там матросы жили. И он падает на эту казарму. Экипаж погибает. Там человек 30 или 40 погибло… 

В. С.: Двадцать семь погибли сразу, а двадцать восьмого пожарная машина задавила, когда тушили пожар. Один остался жив, был в самоволке, как я слышал.

В. Ч.: Там жутко, как мы их хоронили. Страшное дело… Бог ты мой. Один выжил в корме. Но я не знаю, жив ли потом остался или нет. Опять-таки, с кормы. Вот это трагедия единственная там была [в 924-м Гв. МРАП].

Нет. Потом там 9-й полк… Ой… И возле Кильдина падали, почему-то им не везло. А там что, птичка попала в двигатель.   

В. С.: А его не потому расформировали, что он аварийный был?

В. Ч.: Ну, да. Им не везло почему-то. И «Третий» Североморск. Как погиб Калиниченко – командир полка. Наш выпускник к ним пришёл [лейтенант В. Н. Швецов]: «Я завтра лечу с командиром полка на разведку погоды». Взлетают. И у них «ушёл» триммер руля поворота. Они свалились и погибли. 
[Катастрофа Ту-16, командир экипажа полковник Д. А. Калиниченко, произошла 25.09.1962 г., аэродром Североморск-3.]

Г. В.: «Ушёл» – техническая неисправность?   

В. Ч.: Да. Что там замкнуло, не знаю. Те триммера мы вообще не трогали никогда в жизни.

В. С.: Нейтрально поставили, и всё.

В. Ч.: Ну, ещё триммер руля высоты. А элероны я не трогал.   

Г. В.: Были мы на могиле экипажа Калиниченко буквально недавно. Там Юрий Юрченко этот памятник как раз восстанавливал. Я фотографии их в архиве заказывала.   

В. С.: В «Третьем» Североморске Галина им помогла фотографии найти в архиве, их больше нигде не было.

Г. В.: Восстановили. Там в хорошем состоянии захоронение.

В. Ч.: Понятно… А вы были в «Третьем» Североморске? 

Г. В.: Конечно, и не раз. Так: 1964-й год. А что ещё запомнилось, какие положительные события, какие люди?   

В. Ч.: Там всё запомнилось прекрасно! Вспоминаю всех ребят.

Г. В.: А насколько быстро Вы стали боеготовым? Вы ведь даже недоучились на МиГ-15, и Вас сразу же пересадили на такой тяжёлый самолёт. За сколько времени Вас довели до полной боеготовности? 

В. Ч.: А это быстро очень. Как начали летать, провезли в зону и потом на все маршруты, и всё полностью.   

Г. В.: Сколько, полгода ушло, чтобы все допуски получить? 

В. Ч.: Да нет, меньше для правого лётчика. Это не командир корабля.   

Г. В.: Вы начали в качестве правого лётчика? 

В. Ч.: Конечно. Правый лётчик, помощник командира корабля. Сразу везде, на все виды подготовки. Я – только помощник. А командира, конечно, ого! Сколько, Витя, на командира готовили по времени, чтобы до 1-го класса дойти?

В. С.: При нас год – полтора. Было негласное правило, что командир корабля должен стать боеготовым в составе полка днём и ночью с тремя ракетами за три года. Не более.

В. Ч.: Это хулиганы были просто. 

В. С.: А считалось, что за три года готовится командир корабля. И не на 1-й класс, а освоить все виды боевой подготовки в полном объёме, боевое применение с тремя ракетами.

В. Ч.: Вот так. Это же полгода в Николаеве надо было… [в 33-м ЦБП и ПЛС]

Г. В.: Так это уже с тремя ракетами!

В. С.: Меня 30 ноября назначили, а 22 апреля (мы там отлетали  четыре месяца) я был уже ко всему готов.

[Samurai]

Г. В.: Валерий Демьянович, а в ваше время лётчики в полку готовились, или их тоже в Николаев отправляли?   

В. Ч.: У нас такая система была: мы и в Николаев отправляли, и сами готовили. Ну, лучше, конечно, было в Николаев отправлять, но мы же и сами готовили, ты помнишь?

В. С.: Николаев не справлялся. Он берёт двух – трёх, а нам надо пять.

В. Ч.: Разнарядка приходит туда отправить, мы отправляем. А остальных… Мы сами уже назначаем инструктора, он его вывозит от «нуля» и доводит до полной боеготовности. Всё нормально. Всё готовит. И вопросов не было.

Г. В.: Почему так быстро сняли командира полка Курпякова?
[В. Ф. Курпяков командовал 924-м Гв. МРАП 07.1963 – 12.1964 гг.]   

В. Ч.: Только не записывайте.
…   

Г. В.: Ладно, Бог с ним. В общем, «драл» колёса.   

В. Ч.: И его так подполковником и сняли, и в запас отправили…

Как построение, так Курпякова нет. Начальник штаба построит… Так-то он редко появлялся. В основном тогда руководили Тимаков и Черенков, два зама руководили. Курпяков был для нас недосягаем практически. Говорили: то вызывают его на Военный совет, то то, то это…   

Г. В.: А командующий приезжал? Инспекции какие-то, проверки?
[В 1956–1966 гг. командовал ВВС СФ ГСС И. Е. Корзунов] 

В. Ч.: Ну, как приезжал. У нас же дивизия была. В основном командир дивизии. Так что командующий не вникал. 

Г. В.: А комдив кто?   

В. Ч.: При мне комдив был Недодаев, начальник штаба Зайцев, а нач. ПО уже не помню, кто был. Лоскутов – зам. начальника штаба был, потом его отправили в «Третий» Североморск начальником штаба полка. Виктор уже умер бедненький.

Г. В.: И до которого времени полк находился в Североморске?   

В. Ч.: По-моему, в 1965 году нас в этом же полку перебазировали на Оленью...

А в 1964 году [по документам – в 1963 г.] нас выгнали оттуда [с Североморск-1] в «Третий» Североморск. У нас 500 метров полосы достраивали, добавляли. У нас там была полоса 2500х60 – в Североморске «Первом», а потом сделали 3000х60. А в Оленегорске 3500х80.

Г. В.: То есть в 1965 г. вас перебазировали на Оленью.   

В. Ч.: Да. Прилетели сюда. Семьи все там, в Североморске живут, а лётный состав весь здесь в казарме. Жилья никакого не было, ничего. Суббота – воскресенье, значит, 30 % личного состава… Ан-12 там приходил или на машине, такая здоровая машина, и везли к семьям в Североморск. Долго возили, года полтора, пока там первый дом построили, потом второй, потом потихоньку начали расселять. Ну, руководящий состав (комэски там, замы, руководство, командиры отряда некоторые) – им дали, конечно, жильё, по комнате там… Даже вот Сорокин, Кочуров пришли, им дали. Двухкомнатная квартира: одному – комната, другому – комната после академии (тот – комэска, тот – зам. комэска).   

Г. В.: А в Североморске-1 какие были условия для проживания?   

В. Ч.: Очень плохие! Вы же были в Североморске? У нас там была такая гостиница, мы жили в гостинице этой по 6, по 8 человек.

[Samurai]

Г. В.: А семьи куда?   

В. Ч.: Холостяки в основном. И семьи. А потом гостиницу там построили. На входе с левой стороны построили гостиницу такую более современную. Ну, туда тоже нас поселили потом. А там, в основном, семейные позахватывали всё. Не разрешали... А пошли вы! Всё равно, жена там… И жили…   

А там, в основном, были же эти… Когда ещё Сафонов летал, когда война была, там типа финские домики, такие двухэтажные, они для себя построили.

Г. В.: Деревянные? 

В. Ч.: Нет, кирпичные. А дальше там деревянные, то же самое. И вот там эти лётчики жили, англичане там жили в этих комнатах. А мы даже и не мечтали, чтобы какую-то квартиру тогда получить. Так что условия были, ой-ёй-ёй… Ну, три полка, представляешь, там было три полка.

Экипаж у самолёта Ту-16 на аэродроме Оленья, зима 1966 г.

Г. В.: На аэродром пешком ходили, или возили вас?

В. Ч.: Обычно возили. Автобус всегда. В автобус набьёмся, как селёдки, вот. И он на аэродром привёз там к ДСам. Вышли, на указания… 

Г. В.: А питание? 

В. Ч.: Питание в лётной столовой.   

Г. В.: Хорошо кормили?

В. Ч.: Нормально. Кормили хорошо. Лётная норма хорошая. На аэродроме тоже – стартовый завтрак. 

Г. В.: Как тогда говорили: реактивная норма.   

В. Ч.: Да. Да. Я помню, ещё когда на МиГах летали… Там же жарко. Взлетаем. Тут кричит инструктор, командир звена:
- Привезли уже?!
- Да! Привезли.
- Всё! Я заканчиваю.
И пошёл на посадку. Садились. Вот. Нам привозили [стартовый завтрак].
Душ привозили. Душ потом запретили. 

Г. В.: В Североморске?!

В. Ч.: Нет. Это в Ейске. Начали простывать лётчики. Разгорячённые и под душ. Потом запретили всё. А тут? Тут, какие там души…

[Samurai]

Г. В.: А здесь на Североморске-1 баня была?   

В. Ч.: Да. Тут… Куда же мы ходили в баню? Я не помню. Не в гарнизоне. Где-то мы ходили в Североморск, в город, там хорошая баня такая была с парной. Мы всегда туда ходили в баню.

Тогда же не было ни ресторанов (сухой закон), водку не продавали там абсолютно. Ну, только эти, маркитантки продавали уже по 5 рублей бутылка. «Нахаловка» у нас называлась.     

Г. В.: Для больших любителей. А вот, как Вы считаете? Вам платили жалование. Этого жалования хватало?   

В. Ч.: Ну, какое там жалование? Я получал 140 рублей – оклад у меня был. У командира корабля – 160 рублей оклад.

Г. В.: А дорого всё было в те времена? 

В. Ч.: Нет. Ну, не так дорого. С северными получалось, что я получал 190 рублей. Ну, вот, представьте, что такое 190 рублей. 

Г. В.: Это не много.   

В. Ч.: Конечно, не много. Очень не много!   

Г. В.: Вы уже были с семьёй?

В. Ч.: Я уже женился потом. Значит, в каком же году? В 1963 году, по-моему. Оля училась ещё в институте. Мы же вместе, познакомились, она училась в институте. Я же уехал, а она продолжала учёбу. Мы поженились. И вот она до 1967 года... Пока не закончила институт, мы только встречались: я – в отпуск; она – ко мне на каникулы приезжала. И всё. Не, она в 1966, а я уже в 1967 заочно закончил. Она приезжала, и я приезжал – так встречались.

[Samurai]

Г. В.: Это же тяжело: здесь летать и учиться заочно. Вы так «подвиг» совершили.   

В. Ч.: Нормально! Все там… Ну, я тоже в преферанс играл, конечно, ночами. Но потом говорю: «Нет. Всё. Я занимаюсь». Мне надо контрольные писать, решать физику, задачи эти, сопроматы… Всё-всё.   

Г. В.: Высшее образование Вы получили? 

В. Ч.: Не. Я потом перевёлся в Киевский институт гражданской авиации. А филиал был в Москве, возле академии им. Жуковского. Знаете, в Москве академию Жуковского? А напротив как раз был филиал. И там было много преподавателей из академии, они подрабатывали как раз у нас, учили. А я же приеду в Москву на сессию, там месяц давали, а я старался за неделю всё посдавать, а потом уехать в Харьков. К Оле ехал.

Там [в институте] хорошая секретарша была. Она говорит: «Там тот-то живёт. Ты не стесняйся, иди…» Я прихожу. У них банкет какой-то. Я говорю:
- Можно Вам по аэродинамике?
- Ну, заходите, заходите. Не стесняйтесь.

Я захожу. Он меня заводит в комнату, там собака лежит здоровая такая. Он – мне:
- Ну, вот смотрите – это «мёртвая петля». Силы нарисуйте, куда, какие…

Там ещё что-то такое.
- Как будет готово, я потом подойду, посмотрю.

Ё… Посмотреть… А собака лежит и смотрит на меня. Ну, он потом посмотрел, ещё задал несколько вопросов. 
- Нормально. Я даже пятёрку могу поставить!

Г. В.: Так в итоге, что Вы окончили?   

В. Ч.: Киевский институт гражданской авиации.   

Г. В.: С квалификацией…   

В. Ч.: Инженер. Просто инженер.   

Г. В.: Не лётная специальность?   

В. Ч.: Нет, не лётная.

Г. В.: Всё равно хорошо. 

В. Ч.: Защищали уже диплом в Киеве. Тут ещё дали мне какого-то консультанта «интересного». Я приехал, а уже все темы разобрали.
- Что же мне?
- Ну, давай – двигатель.

И я сконструировал для нашего самолёта двигатель. Вместо нашего РД-500. Чтобы там и тяга была на 30 % больше, и расход меньше. Кошмар! Как вспомню эти чертежи, как я это всё делал, сидел с этой линейкой логарифмической. Тогда же не было этих вот… Так всё на линеечке считаю. У меня получились вначале лопатки… Вот, видишь, у двигателя вот такие лопатки. А у меня тоже такая лопатка получилась, здоровая. У нас на самолёте меньше были в компрессоре. А у меня «вот такие». Вопрос задают:
- А как же Вы думаете?..

Я хотел сказать:
- Для этого есть технологи. Моё дело сконструировать. А технолог уже будет думать, как это сделать, воплотить в «живое» железо.

Г. В.: Логично. 

В. Ч.: Но я ж боялся так сказать. И я говорю:
- Ну, надо пропустить бандаж такой, сделать.
- В принципе можно, конечно.   
Нормально. Диплом получил.

[Samurai]

Г. В.: Когда Вы сами себе сказали, почувствовали: как хорошо, что я стал летать, что меня заставили летать! После того, как Вас забрали из ХАИ. Наверно, это было неприятно. Ведь все планы были пересмотрены. 

В. Ч.: Конечно! Ведь я уже на заводе работал прекрасно. Уже второй, третий курс. Там расти и расти. Завод у нас – 201-й завод. Мы делали для ракетной техники, всю там аппаратуру делали.   

Г. В.: Вы в ХАИ поступали на заочный, на вечерний?   

В. Ч.: На вечернее. Я уже работал на заводе. 

Г. В.: Какой завод?   

В. Ч.: 201-й завод в Харькове.   

Г. В.: Авиационный? 

В. Ч.: Аппаратуру делали для... Помните, Неделин погиб на полигоне? Где там ракета взорвалась… [ГК РВСН  М. И. Неделин погиб при взрыве на Байконуре 24.10.1960 г.]. Вот мы для них делали. И наших с завода там, наверно, около сотни человек погибло, когда это взорвалось. Наши представители там были, потому что… Железо… А всю начинку мы делали. Систему наведения, управление – всё, всё полностью.

Я как вспомню: привозили нам триоды. Из Средней Азии прилетал специально самолёт Ли-2 и такую коробочку привозил, а там 30 штук этих триодиков лежит. Я их, значит, должен проверять на тепло, на холод, на вибрацию. И с этой коробочки несколько штук хороших, остальные в брак идут. Не выдерживали.   

Г. В.: Вы были человеком достаточно подготовленным уже. Но всё-таки я повторю вопрос: в какой момент, уже летая, Вы почувствовали, что правильно так судьба распорядилась, что Вы стали лётчиком?   

В. Ч.: Ну, это уже… Во-первых, я отступлю, Курпяков не дал мне добро, чтобы продолжать учёбу. Не дал. Я рапорт написал. Он отказал. И вот, когда Курпяков в отпуске был, или что, Тимаков остался вместо него. Я опять рапорт пишу Тимакову. Тимаков подписал мне.

Г. В.: Какой молодец! 

В. Ч.: Это не я – молодец. Это Оля настояла. Я уже говорю:
- Да не буду я учиться! Не хочу.
- Нет. Ты должен закончить. Ты должен учиться.
Так что вы, мамочки, молодцы. Настойчивые.   

Г. В.: В своё время моя мама также настояла, чтобы папа закончил институт.

В. Ч.: Она одного, второго научила [о сыновьях]. 

Г. В.: Молодец! 

В. Ч.: [Обращается к сыну]: По начерталке вы решали по телефону задачи?   

А сестра её в Харьковском авиационно-техническом училище преподавала черчение и начерталку [начертательная геометрия]. Оля ей звонит, и они по телефону, сидят и решают эту задачу для него. 

Г. В.: Начерталка – мой любимый предмет.
Так всё-таки когда примерно? Когда уже закончили институт? 

В. Ч.: Когда я закончил институт, меня Еникеев забрал к себе в экипаж, командир полка [Н. П. Еникеев, 12.1964–12.1969 гг.]. Я с ним полетал.

Г. В.: Помощником, вторым? 

В. Ч.: Да. Помощником. Вторым. Я полетал с ним. Потом приходит, не помню, в какое время, указание из [Управления] Авиации: отправить нас на зачёты. Нас человек 10 или 15 отобрали, посадили. Мы писали, сдавали зачёты, прежде всего. Кто не сдал зачёты, тех – в Кипелово отправляли сразу. В Кипелово. Но я сдал всё нормально. Сказали, ехать в Николаев.   
Поехал я в Николаев учиться на командира корабля.

[Samurai]

В. С.: Это какой год был, Валерий Демьянович?

В. Ч.: Или 1967-й… где-то да, 1967-й год. А командующий Авиацией был тогда уже, по-моему, Кузнецов.

Г. В.: Георгий Андреевич. [ГСС Г. А. Кузнецов командовал Авиацией СФ в 1966–1974 гг.] 

В. Ч.: Георгий Андреевич. Он как-то приезжает, мы уже сидим… У нас хорошие преподаватели… Он меня поднимает:
- Товарищ старший лейтенант, что это Вы такой бледный? Вы не больны?
- Нет, товарищ командующий, нормально всё.

А я вообще всегда бледный почему-то. Вот. Ну, закончил нормально там всё. Потом приехал, а уже Сорокин [А. Т. Сорокин – командир полка 01.1970-05.1972 гг.]. Я что же, опять правым лётчиком, не командиром? Я ещё не командиром приехал, не смотря на то, что закончил. И мы летаем с Сорокиным: я – то на правом сиденье, то на левом сиденье летаю. Уже как инструктор, понимаешь. Сорокин: «Нет, сегодня я на левом лечу. Ты на правом сиди». А потом уже назначили командиром.

Г. В.: То есть Вы уже на месте потихонечку переучивались. 

В. Ч.: Ну, я же там полностью… в Николаеве, до пол радиуса [летал]. 

В. С.: Пол радиуса днём. И 108-е [упражнение] – потолок ночью.

В. Ч.: Да, да. Вот это всё. Там такая программа была.

Г. В.: Не разгильдяйничали в Николаеве?

В. Ч.: Нет. Я же только уехал туда, Оля приезжает ко мне. Она была со мной всё время там.   

Г. В.: Там же все рассказывают, как в бухту Омега ездили, в профилакторий.   

В. С.: Это Севастополь – Омега. Ты не путай. А это Лески.

В. Ч.: Нет. Там у нас яхт-клуб [в Николаеве].

Г. В.: Так ездили в Севастополь, в эту Омегу? Там профилакторий.

В. Ч.: [Обращается к В. Н. Сокерину]: Ты ездил в эту Омегу? 

В. С.: Пять раз. Пять!

В. Ч.: Я ни разу не был.

В. С.: Омега, она не от Николаева была, а от Скаковой [Управление ВВС ВМФ в Москве].

[Samurai]

Г. В.: Хорошо. Вот Вы уже освоили Ту-16 с командирской чашки  и уже летали. А где Вы допуски получали уже как командир, и как Вас назначили командиром корабля. 

В. Ч.: По-моему, командир дивизии нас назначал. Вот он назначил командиром корабля, и всё. Я из управления [полка] ушёл в 3-ю эскадрилью. Командир отряда Кардаш Ким Палыч был, по-моему, у меня. И там начал летать, уже осваивать начал все виды. Там же надо было и танкеры на заправку, и бомбометание там, а как лётчику надо допуска получить: при минимуме погоды, днём, ночью, при взлётном минимуме, ну, там вся система. Всё это уже в процессе шло.

Г. В.: Ночью намного тяжелее летать? Всё-таки местность гористая, сопки. По тем временам навигационное оборудование было слабое (привода и всё остальное).   

В. Ч.: Нормально. 

Г. В.: Не было трудностей? 

В. Ч.: Один раз были трудности большие. Мы полетели… Я ещё был правым лётчиком. Жора Максим – командир корабля, я – правый лётчик, Витя Дзевицкий (тот, что погиб) – штурман у нас. И нас в Вологду… Только аэродром там построили ещё, и ничего там нет, и нас туда послали. Мы вышли на Вологду. Привод там, ну, нормальная радиостанция. На неё настраиваешься, она показывает, привод, куда лететь, радио говорит. Мы же настраивались. Вышли на Вологду, увидели: уже 15 км – и аэродром. А там всё, давайте сами. Запрашиваем. Идём. Даёт снижение…

Хрен его знает… Мы до 400 м снизились. А где же аэродром? Нет аэродрома ни черта. И где мы там летали, я не знаю до сих пор. Потом Жора давай «Прибой» запрашивать. Так мы ещё 6 минут шли до аэродрома. Где мы на 400 метрах летали по коробочке? Ты понимаешь? 6 минут мы шли на аэродром. Вышли на аэродром потом, сели уже. Хорошо, не попало никакое нам превышение, ничего.     

Г. В.: Там вокруг таких высот просто нету.   

В. Ч.: А там, на КДП, по-моему, ни станции радиолокационной, ни черта не было. Один «Прибой», и всё. Вот так. Вот такие моменты. Много таких моментов было, так порассказать… Даже не хочу.

Г. В.: А когда заправку осваивали, сложно было? У вас же крыльевая была? 

В. Ч.: Так крыльевая. И он заправлялся [о В. Н. Сокерине]. Боже мой. Какие вопросы? Нормально. Там программа: часов 40 надо было, да, налетать на заправку?   

В. С.: Семнадцать полётов надо было чисто на заправку. Восемь строёв самостоятельно днём надо иметь. И потом идёт: два полёта (вывозной и контрольный) на строи дозаправки, потом самостоятельно, потом исходное положение, потом накладки, потом сухие сцепки, потом сцепки, потом самостоятельные…

Г. В.: Да-а-а-а. Получается, что в Оленьей Вы почти всю свою жизнь отлетали.   

В. Ч.: Ну-у-у, да. Потом уже 10 лет – в Сафоново. Уже заканчивал там, в штабе Авиации Северного флота. Там уже заканчивал службу.   

Г. В.: Расскажите, как Вы дальше двигались: командир отряда, командир эскадрильи?..

В. Ч.: Командиром отряда был, никаких вопросов не задавал никому. Командовал эскадрильей Торсунов Павел Александрович. Потом он увольняется, меня вызывает командир полка: «Принимай третью эскадрилью». То есть, я замом не был, сразу командиром эскадрильи. Ну, назначили, всё, работаем.

Г. В.: Это в каком году?   

В. Ч.: Где-то в начале семидесятых годов, где-то там. Командиром корабля я побыл год или два, потом командиром отряда тоже год или два, потом комэской. И комэской я тоже был 2 года или 3 года. Потом, значит, мы собираемся в отпуск, где-то сентябрь месяц. В отпуск с Олей собираемся, она и билеты заказала. Гудков вызывает [Ю. С. Гудков командир полка 06.1972–11.1976 гг.]:
- Ты знаешь, Демьяныч, отпуск придётся отложить пока. Будет на заправку.
- С какого рожна?! Я же заправщик из 3-й эскадрильи. Какая заправка?!
Танкер водим, шланг таскаем. А заправляются у нас 1-я и 2-я ракетоносные эскадрильи.

Г. В.: А Вы тогда летали именно в 3-й эскадрилье? 

В. Ч.: Не, я на ракетоносцах тоже летал, когда в управлении [полка] был. На всех летали. Даже будучи ещё не командиром, но когда я уже переучился, вот Сорокин был, Черенков, я с ними летал. Когда командир полка Еникеев ушёл. То я на правом летаю, то на левом. А Сорокин:
- Хватит тебе всё время на левом сидеть. Я тоже хочу полетать.

Ну, а потом, когда уже назначили в 3-ю эскадрилью, там уже и танкеры, и СПСы, и бомбардировщики. Это «чистый» самолёт, он только бомбы – в бомболюки. Бомбили, и всё. Бомбили хорошо, и с большой высоты, и с малой, а не то, что там. Прицел стоял радиолокационный, всё нормально.

Во всех лётных книжках В. Д. Чередниченко в разделе лётных происшествий не указано ни одного за всю его службу.